— Прошу вас, — умоляюще сказала мать, — не делайте зла моей девочке, не надо… Я не должна этого говорить, но если вы хотите денег — мы заплатим, честное слово, мы продадим дом, машину, все, что у нас есть, последнюю мелочь продадим, только бы она вернулась домой, она наше солнце и…
Тут мать зарыдала, закрыв лицо руками. Отец обнял ее, пытаясь утешить, а потом снова повернулся к камерам и дрожащим голосом заговорил:
— Я обращаюсь к похитителю. Знайте: мы все простим, лишь бы Йенни вернулась к нам. Закроем на все глаза и забудем друг о друге.
Интенсивные поиски продолжались несколько недель. СМИ ежедневно сообщали о разных уликах, наводках и о том, что полиции снова не удалось напасть на след.
Правительство Швеции назначило награду в 200 000 евро за информацию, которая поможет отыскать Йенни Линд.
Десятки тысяч тяжелых фур обыскали и проверили их шины на соответствие с отпечатками.
Но несмотря на все ресурсы и потоки информации от населения, расследование так и не двинулось с места, а потом и вовсе заглохло. Родители девушки умоляли полицейских не бросать поисков, но ни одна разработка не дала результата.
Йенни Линд исчезла без следа.
Родители наняли частного детектива, увязли в долгах; им пришлось продать дом, после чего они отказались от всякой публичности и перестали общаться со СМИ.
Йона оторвался от фотографии: у него зазвонил телефон. Подойдя к столу, он взглянул на экран. Нолен.
— Ты звонил уже несколько раз, — раздался в трубке скрипучий голос Нолена.
— Хотел узнать, что там с Йенни Линд, — объяснил Йона и сел за стол.
— Я не должен тебе этого говорить, но мы закончили… как только получим последние данные из лаборатории, я отправлю тебе отчет.
— Есть что-нибудь, что мне надо знать уже сейчас? — Йона потянулся за бумагой и ручкой.
— Ничего особенного, за исключением знака у нее на затылке.
— Ее изнасиловали?
— Физических признаков нет.
— Можешь указать время смерти?
— Безусловно.
— Три часа десять минут — такое время нам сообщили криминалисты.
— Я бы предположил, что она умерла в двадцать минут четвертого, — сказал Нолен.
— Двадцать минут четвертого? — повторил Йона и положил ручку.
— Да.
— Когда ты говоришь «я бы предположил», это надо понимать как «я уверен». — Йона встал.
— Да.
— Я должен поговорить с Ароном, — сказал Йона и нажал «отбой».
С этой минуты на свидетеля с записи следует смотреть как на подозреваемого. Надо объявить его в розыск, может быть, даже общегосударственный.
В три часа восемнадцать минут мужчина отпустил поводок и вошел в слепую зону, по направлению к детской площадке. Так как Йенни Линд умерла две минуты спустя, у мужчины не было времени устанавливать лебедку на лазалке, но он успел бы подойти к ней, покрутить ручку — и в этом случае оказаться именно тем, кто убил девушку.
21
Памела взглянула на часы. Дело шло к вечеру, она осталась в архитектурном бюро одна. На улице стояла такая жара, что конденсат струйками стекал по прохладному оконному стеклу. Через минуту — созвон по скайпу с Мией. Памела допила остатки водки из стеклянной баночки, сунула в рот еще одну мятную конфету, села за компьютер и открыла программу.
Экран потемнел, а потом Памела увидела немолодую женщину в больших очках — представительницу соцслужбы.
Женщина вымученно улыбнулась Памеле и гулким в динамиках голосом стала рассказывать, как проходят такие беседы. Где-то на краю картинки маячила Мия. Розово-голубые волосы свисали вдоль бледных щек девочки.
— Это чего, обязательно? — спросила Мия.
— Садись, — распорядилась соцработница и встала. Мия со вздохом села на стул — так, что в камеру она попала только наполовину.
— Здравствуй, Мия, — начала Памела и широко улыбнулась.
— Здрасьте, — отозвалась Мия, глядя в сторону.
— Ну, я вас покидаю, — сказала соцработница и вышла.
Несколько секунд обе молчали, потом Памела заговорила:
— Я знаю, ситуация довольно странная. Но смысл в том, чтобы мы поговорили, получше познакомились друг с другом — это часть процесса.
— Whatever[3]
, — вздохнула Мия и сдула с глаз прядь волос.— Ну… как у тебя дела?
— Нормально.
— В Евле жара такая же, как в Стокгольме? Здесь просто парилка, работать сил нет, люди, чтобы выдержать, купаются в фонтанах.
— Жизнь — боль, — проворчала Мия.
— Я сейчас у себя в кабинете, — продолжала Памела. — Я уже говорила, что работаю архитектором? Мне сорок один год, пятнадцать лет я замужем за Мартином, мы живем на Карлавеген в Стокгольме.
— Окей, — отозвалась Мия, не поднимая глаз.
Памела кашлянула и откинулась на спинку стула.
— Тебе стоит знать, что у Мартина душевное расстройство. Он хороший человек, но его мучают навязчивые мысли, у него обсессивно-компульсивное расстройство, из-за которого он очень неразговорчив, а иногда у него случаются панические атаки. Но он идет на поправку…
Она замолчала и тяжело сглотнула.
— Мы не идеальные люди, но любим друг друга и надеемся, что ты захочешь жить с нами. Во всяком случае, попробуешь — может, тебе понравится. Что скажешь?
Мия пожала плечами.