Зеркальный гамбит

Я побрёл к командирской палатке, оглядываясь через плечо на начзаставы, который сам принялся разгружать сани. Берзикян с Живчим потрусили к казарме. Я глянул на часы – энергоресурса у бойцов оставалось ровно на четверть часа. Мы едва успели.

В КАПШе ревел генератор. Заснуть я так и не смог, поэтому открыл глаза сразу же, едва Онофриенко заорал у меня над ухом.

– Давишь, взводный? Контингент на плацу томится, ожидает с нетерпением батяню свово родного лейтенанта Егорова, а лейтенант Егоров щемает тут во все ноздри, – Онофриенко нависал сверху и полыхал перегаром.

– Который час?

– Шесть утра, ёпть. На гражданке щемать ещё да щемать! Но ты, ёпть, не на гражданке! Вставай, лейтенант! Слышь, я бы сам тебя представил и заправил бойцов службу тащить, но понимаешь…

– Понимаю, – я рывком выбрался из нагретого за ночь спального мешка. Ох ты ёжкин же кот, какая холодрыга! – Понимаю. Спирт оказался несвежим.

– Дерзишь, салага? – взвился Онофриенко. – Так и дерзи снаружи! А я втоплю отсюда и до обеда. В восемь утра – развод. К трем меня разбуди, политинформацию проведу. Среда сегодня. По средам у нас политинформация. И не вздумай снаружи фонариком светить или курить – маскировка.

– Так кто нас тут будет искать?

– Ёпть! Тебе сказано – никаких фонариков! По солнышку ориентируйся, – Онофриенко, не раздеваясь, как есть, в ватных штанах, тулупе и маскхалате упал на раскладушку и захрапел.

– По солнышку… Комик нашёлся, ёпть! Тарапунька заполярная! – разозлился я. За ночь «умывальная» кастрюля промерзла почти до дна. Нужно было либо распалять примус и ждать, пока перетопится лёд, либо крошить наледь ножом и плескать обжигающую жижу на лицо, непременно матерясь вполголоса. Я выбрал второе. – По солнышку, ёпть…

Выйдя на плац, я обнаружил контингент в составе двенадцати бойцов, хотя по регламенту шесть человек должны были сейчас находиться в казарме, сидеть на деревянной лавке, подключившись спинами к разъемам триггерного зарядника.

– Равняйсь! Смирна! Товарищ лейтенант, личный состав заставы на развод построен. По списку двадцать четыре бойца, налицо двенадцать бойцов. На охране границы шесть. В карауле – четыре. В нарядах два. Незаконно отсутствующих нет. Старшина заставы Непомирай, – дылда с плоским рябым лицом и торчащими из-под шапки бледными ушами довольно бойко приложил руку к виску, отдавая приветствие, замер на полсекунды и, развернувшись на пятке, пошагал обратно в строй.

Я стоял и соображал, что мне теперь следует делать. То есть я знал, как оно положено по Уставу, и отлично помнил, что говорилось в секретной инструкции, которую меня заставили вызубрить наизусть в Москве, а потом ещё и энский начальник особого отдела гонял меня по всем пунктам раз сто, не меньше… Но всё равно, я стоял перед вытянувшейся по стойке смирно шеренгой и ни хрена не мог даже слова из себя выжать. Когда я сюда ехал, думал, что знаю про них всё. Знаю, кем они были в войну и почему попали сюда, на эту заставу. Знаю, чем поступились, выбрав между исключительной мерой наказания и теперешней своей нелегкой службой. Знаю, как устроены и как работают. Знаю, что можно уложить бойца «спать» под один ампер, пока ранец на обслуживании. И про то, что они кто угодно, но никак не люди, тоже знаю. А то, что у них почти не фурычат мозги, так мне с ними не романы писать! В конце концов, это армия, и от хорошего солдата в первую очередь требуется чёткое и беспрекословное выполнение приказа.

«Приказ! Надо же отдать им приказ какой-нибудь!» – очухался я.

– Заставааа, вооольно!

– Что ты орешь? Чего ты орешь, ёпть… Хочешь им боевой дух своим ором поднять? Так это ты зря. У них с боевым духом и так всё в порядке. С остальным похуже, а боевой дух всем на зависть! Вторая смена, вернуться на зарядку! Третья смена – строевая подготовка. Непомирай, друже, погоняй ребяток по плацу, чтоб раствор в венах не застаивался и насос в груди не ржавел.

Запах перегара донёсся откуда-то сзади, но показался мне приятнее аромата цветущих крымских роз. Майор Онофриенко всё-таки выбрался из палатки на плац.

– Ладно… Пошли погреемся, салага. Ознакомлю с деталями.

* * *

Первое, что я точно понял из двухчасового разговора с начзаставы – что, кроме меня, людей тут нет. С бойцами и так всё известно, но и майор Онофриенко тоже не человек, но анатомическая аномалия! Первым делом майор плеснул себе из канистры спирта, одним глотком осушил стакан и приступил к инструктажу. И всё время, пока я знакомился с азами службы, Онофриенко подливал и подливал, прихлёбывал и прихлёбывал.

– Осуждаешь? – перехватив мой неодобрительный взгляд, майор хохотнул. – Покукуй на льдине с моё. Потом осуждай.

– Да не… Не осуждаю. Трудно, наверное, с саботажниками и предателями служить, да они к тому же ещё и не люди.