Зеркальный гамбит

– Убежать не мог? Спрятаться? – в голосе эльфа сквозило сочувствие.

– Куда бежать-то? Где ты тут хоть деревце видишь? Сплошная зелёная гладь да трясина.

– Кхе, кхе, кхе… Шнырь, говорите? Кхе, кхе, кхе… – Седой Воле хохотал, схватившись руками за бороду. Я испугался, что старик от горя обезумел, потряс его за плечи.

– Дед, а дед, ты вставай давай. Нам ещё обратно пилить. Хорошо бы к закату управиться.

– Шелань-то взаправду волшебная тварь. Чудо расчудесное, а мы не поняли…

– То есть? – длинноух меня от старика оттащил, – Объясни, чудобор!

– Значит, кто поймает шелань да приручит, тому и – удача, верно? Значит, как раньше жить мечтали, как по закону, верно? Кхе, кхе, кхе… Чтобы чужих не было…

– Ну, не томи, – я злиться начал, не на деда – нет, на свою тупоголовость.

– Грэшем, друг мой, кто зверушку поймал?

– Ну, мы поймали. Хетко загнал, а мы… Хетко?!

– Шнырь?! – в один голос завопили эльф с гномом.

– Он самый!

– А слово, слово-то… Да и о чём животина мечтать-то может?

– Мечтать? Думаю, о том же, о чем и мы все – о свободе! И к чему ему слово. Шнырь да шелань – одного рода-племени твари. Вот ты, волчок, намекал, будто первыми вы на эту землю ступили, будто твои родичи ею по праву владеть могут?

– Ну…

– А про сутей древних позабыл? Драконы, хистали, свиксы твои гривастые, шныри те же да шелани рыжие испокон веков здесь водились. Из полей, лесов кто их согнал да повывел?

– Ну, – почесал я шею, – так вроде ж – зверьё. Как иначе-то?

– Мы тоже об оборотнях так думаем… Думали, – прошептала Иэль.

– Без пришлых, значит… В этом мире мы все, выходит – пришлые. Без разницы кто. А истинные хозяева… Больше нас о земле своей печалились. Вот и исполнили шнырь да шелань заветную мечту. Увели свой род от чужих, и сами ушли.

– Кормил Хетко, кормил, блох вычёсывал, а он… – огорчился я.

– Про прошлое своё позабыл, однако, Корр? Не ему одному свобода и дедовский закон дороже миски с похлёбкой.

Вздрогнул я, когда дед меня по имени назвал. Знал, получается. Всё время знал.

– И что же теперь? – Хейрем никак не мог сообразить, что произошло.

– Обратно пойдём, – я подхватил его и привычно уже пристроил у себя на спине. – Держись крепче и не пужайся, сейчас «оборачиваться» стану. Иначе пути не найдём, шныря-то нет больше.

– Обопрись, старик, – Иэль чудобору плечо подставила, усмехнулась. – А ведь они могли не уходить, могли нас вон вышвырнуть… Странно.

* * *

Как добрались, рассказывать не стану. Ну его! Дохромали потихонечку. Воле у меня в землянке ещё долго отлёживался. По вечерам говорили мы помногу. Обо всём: о жизни, о законе, о вражде, о ненависти и любви, о прощении и мудрости. Иэль заглядывала, приносила травки разные, шепталась о чем-то с Рогнедкой. Рогнедка ходила вся красная, загадочная. Потом уж, когда забрюхатела, призналась, что пила особый настой и мне в еду пыли разной подсыпала. Хейрем с семейством приезжал, забрал драконку (к чему она, коли ящурки не стало) и смастерил из неё люльку, всю камушками усыпанную. А когда на сходе меня в старосты околотошные прочить начали, сказал я нашим про мысль, что мне покоя не давала. Сказал, что раз уж жить нам с длинноухами, землероями да человеками плечом к плечу, то надо бы…

А Хетко… Что Хетко? Поди, нашёл себе на новых землях подружку и не бузит больше.

♂ Волк, Всадник и Цветок Светлая фигура Алексей Провоторов

Снова наступал вечер, и Волк С Тысячею Морд опять нагонял меня.

Я уже слышал этот топот, от которого дрожала трава и умолкали смущённые птицы. Он мчался за мною, перепрыгивая реки и прошивая стрелою леса.

Я решил не гнать Коня, чтобы Волк С Тысячею Морд догнал меня засветло.

В долине меж зелёных холмов, именуемой Эллен-трэй, он меня и настиг.

Он забежал наперёд, и мы остановились.

– Стой, тебе не проехать дальше! – заявил он, ссаживая со спины Фолма и Макхама. У Макхама развязалась шнуровка на сапоге, и он в ней запутался. Я удивлялся, как он поутру находит край у кровати, чтобы с неё встать. Я сказал ему об этом, и он окрысился, показывая длинные и тонкие, как иглы, зубы. Их я уже видел раньше.

– Перестань, в конце концов, смеяться над моими людьми! – оскорбился Волк С Тысячею Морд. – Ты, между прочим, ничем не лучше их, да к тому же воришка! – Где ты здесь заметил людей? – спросил я, озираясь по сторонам. Голубые и розовые мотыльки порхали над травами, не решаясь сесть на дрожащие ещё стебли. – Отдай мне моё! – рявкнул он и бросился вперёд. Но стальная бабочка, что я выпустил из руки, села ему на нос и укусила его ядовитой иглою. Он умер в прыжке, и, когда рухнул на траву, она запылала под его телом.

– Ну вот, опять он умер, – сказал я Фолму и Макхаму. Они не осмелились заступить мне путь, и я погнал Коня дальше, зная, что у меня снова появилось время, теперь уже до полуночи.

«Сие Волк С Тысячею Морд, – сказано в книге, – и число ему – тысяча».

Я поправил цепь, которую мне так и не пришлось размотать, и дальше гнал Коня на пределе.