– Дорогой, – сказала она, слизывая капли крови с ноготков, – пошли на кухню, разбирать покупки.
3.2
На следующий день после случившегося Леся купила фотоальбом.
Первая фотография: годовщина нашей свадьбы. Нет более счастливой пары на свете, чем я и Леся. Мы сидим за столом, держимся за руки. Крупный план. У меня взъерошены волосы, у Леси наивная, милая улыбка. Когда я смотрю на фотографию, кажется, что это настоящая любовь. Другой ведь не бывает, верно?
Леся наполнила альбом нашей жизнью, застывшей на глянцевой бумаге.
– Тебе надо посмотреть, – говорила она. – Ты сбился с пути. Надеюсь, вспомнишь то хорошее, что было в нашей жизни и поймешь, как много для меня значишь.
Я подчинился, потому что боялся её. Ночью в ванной перед зеркалом я разглядывал шрамы на плечах. А еще казалось, что холод прилип к моих губам. Я не мог его стереть, умыть, содрать.
Фотографии в альбоме, хронологический порядок. Пять лет – мы счастливы. Я не мог вспомнить, когда мы ругались, выясняли отношения, делали что-то за спинами друг друга или просто не находили общего языка.
Холодок сошел с губ, будто его не было, будто я не пытался стереть его зубной щеткой в темноте ванной много часов назад. Я почувствовал себя нелепо, вспомнив о вчерашней сцене. Что на меня нашло? Почему я обезумел? Только ли дело в том, что встретил бывшую жену?
– Кризис семейной жизни, – подсказала Леся, словно читала мысли. – Ты долго копил что-то в душе. Может быть, я тебя чем-то обидела или заслужила. В любом случае, мне кажется, надо понять, что наша семья – лучшее, что могло случиться.
Я сказал:
– Прости!
И Леся меня простила, потому что знала искренность слов.
4
Это какая-то форма раздвоения личности.
Я вспоминаю и забываю, люблю и ненавижу, хочу вырвать с корнем прошлую жизнь или же, наоборот, по осколкам собираю её, в надежде склеить и сохранить.
Точка отсчета – тот день, когда передо мной лег альбом, набитый фотографиями. В нем невозможно найти фото, где нам больше тридцати лет. Словно жизнь за пределами этого возраста оборвалась. Только я и Леся. В обязательном порядке улыбчивые, держащиеся за руки, целующиеся, что-то празднующие. Наша жизнь соткана из веселья и любви.
Загвоздка в том, что на самом деле этого больше нет.
В одной жизни мне кажется, что я люблю Лесю. Лучше нее нет никого на свете. Мне нравится тембр ее голоса, походка, смех, изгиб бровей, плечи. Мне нравится, как она поддерживает разговор или как засыпает на кушетке у телевизора, отвернувшись лицом к окну. Я обожаю, когда она придумывает разные вещи, чтобы разнообразить быт – везёт меня за город на шашлык, покупает эротическое белье, устраивает внезапную вечеринку с друзьями. Я не замечаю ее изъянов. Она идеальна. Мы состаримся и умрем в один день, как в сказке.
В другой жизни… однажды позвонила бывшая жена и сказала:
– Лена умерла.
Моё счастье рассыпалось на осколки. Я подхватил куртку и выскочил из дома, ничего не сказав Лесе. Мчался, словно псих, не замечая, что нарушил правила, превысил все допустимые пределы скорости. Открыл окно, в салон ворвался ветер и стал срывать с меня, словно перья, воспоминания о призрачной ведьмовской любви.
Когда я добрался до гостиницы, где остановилась Ксюша, мир перестал быть прежним. В потоке льющегося света я пересек холл, поднялся на нужный этаж, постучал в дверь.
Ксюша сильно постарела. Голубые ручейки вен скользили по щекам и шее, под глазами налились синяки, а на лбу собрались красные точки, сыпь.
Она бросилась мне на шею, рыдая.
– Как это произошло? Что случилось? – всё, что я смог произнести.
– Я же говорила про проклятие! – Ксюша отстранилась, внимательно посмотрела мне в глаза. – Ты не помнишь? Ты не помнишь того разговора?
Что-то тёмное всплыло в голове, воспоминания завязли в болоте, будто что-то вонючее, вязкое тащило их на дно, подальше от света.
– Как давно?
Мы всё еще стояли на пороге. Ксюша взяла меня за ворот, затащила внутрь.
– Ты действительно успел забыть? Прошло всего полтора года. Я несколько раз пыталась тебе дозвониться. Приезжала к этой… к твоей жене… Ты понимаешь, что вообще происходит?
– Проклятие, – эхом повторил я. Всё, что крутилось в голове. – Кажется, начинаю вспоминать. Она меня держит при себе. А вас хочет убрать. Так?
– Ей удалось.
Голос Ксюши дрожал, но держалась она более-менее уверенно. Я чувствовал, как у меня от напряжения начинают зудеть пальцы. В тесном одноместном номере стало вдруг нестерпимо душно, но вместе с тем откуда-то возник холодный привкус на языке и губах.
– Расскажи всё, что рассказывала раньше. Мне надо вспомнить. Я не понимаю, что происходит.
Ксюша вздохнула, прошлась по номеру кругом, будто осматривалась.
– Тебя увели из семьи. Приворожили, – сказала она. – Это случилось почти семь лет назад. И, судя по всему, продолжается до сих пор…
…В квартиру я вернулся ночью. В нагрудном кармане были спрятаны фотографии. Несколько штук, чтобы наверняка. Теперь я точно знал, чего следовало опасаться.