Зеркальный лабиринт

Медблок на станции, где сейчас обосновался штаб операции, уже давно утратил своё предназначение. Самуил Яковлевич, конечно, оставил один кабинет под срочные операции, но туда давно уже никто не заглядывал. В коридорах постоянные патрули и караулы, камеры видеонаблюдения, датчики движения и пушечные турели, множество людей в военной форме, допуск строго по пропускам. Кто его знает, может и по коридорам минные поля уже стоят. Какой больной решится сюда обратиться? Ну только душевнобольной, не иначе.

Анна тоже переселилась в палату по соседству, чтобы быть поближе к командиру, да и остальные тоже.

Поздно вечером, перед самым отбоем в апартаменты Адмирала зашёл Самуил Яковлевич. Он присел в кресло, с удовольствием принял из рук Малинина кружку с чаем и тихо спросил:

— Ну как? Когда?

— Не знаю, дорогой мой друг. Не знаю. — Малинин задумчиво поставил кружку на столик перед собой. — Информации мало. Не, не так, Информации много, но она вся настолько разнообразная и противоречивая, что в этой грязи найти крупицы истины очень тяжело. И у меня стойкое ощущение, что мы опаздываем. Что-то назревает. А прямых данных об этом нет. Мы так и не вышли пока на главного заказчика. Он явно не на Марсе. Для него жизни населяющих эту планету людей ничего не значат. Надо его найти. Но как? Сил армейской разведки явно не хватает. Не её это профиль. Тут нужны спецы Особого Отдела. Но туда обращаться нельзя. Такая вот загогулина, понимаешь.

Самуил Яковлевич вздохнул, допил свой чай и подался к выходу.

— Я рядом, если что. Да ты и так знаешь. Спокойной ночи.

— И тебе сладких снов. — усмехнулся Адмирал.

В клетке заворочался Прапор. Ежедневная суета его утомляла очень сильно. А тут ещё и хозяин спать не собирается.

— Всё. Отбой. Не ворчи. — произнёс Малинин и пошёл укладываться спать.

Эвиза пила просто чтобы не думать о том… О многом. Её положение было просто и незавидно, но что самое противное неопределённо. То ли она заключённая, то ли нет, сочтёт ли правительство её подвиги достаточными на высшую меру (что, кстати говоря, было бы для неё, с её точки зрения на этот момент, лучшим вариантом) или нет… И что о ней знает Анка? Кто она такая? А может — она тоже не та, за кого себя выдаёт? Ведь она, Эвиза, уже давно не та, кем была изначально. Эвиза. Афизе. А до неё были другие имена. Зачем и ради чего всё это? Когда-то её просто «подписали» на это всё, не спрашивая её согласия.

«Надо» — сказали ей. А кому надо? Зачем?

— Дааа… время тебя не пощадило. — сказал Лок с сочувствующей усмешкой. Немолодая, несколько располневшая женщина закончила упражнение и, бросив ручку тренажера рыкнула:

— Да пошёл ты, старый дурак!

— Какая же ты нежная и ласковая… кто б мог подумать, что это я когда-то любил. М-да, не та уже сноровка — продолжил он, поймав стальной блок из тренировочного костюма у своего лица, — Виноват, ты всё та же боевая пантера, — сдавленным голосом произнёс он, уже из положения лёжа.

— Может и не пантера, но для корриды эта корова ещё сгодится. — сказала женщина, спрыгнув с его груди и легко, как котёнка, подняв с пола, — А ты, всё такой же избалованный принц, Тинки.

— Ну ты и сука, какой была такой и осталась

Лок вышел из тренажёрной и пошел в зал.

Принудительный вывод из запоя, не сказался хорошо, на настроении и характере Альты. Или Афизе, как она сейчас предпочитала себя называть. Да и тренировки, близкие к непосильным, не добавляли любезности. Но если и можно было задеть его больнее, то надо было ещё поискать. Последний раз его так называли лет тридцать назад. А до этого… где это было? Тайланд или уже Марс или Вега-2? Тёмный коридор отеля. Он возвращался в номер после спектакля, наверное, всё-таки, Марс. Вдруг кто-то его окликнул:

— Тинки⁈

Он обернулся и увидел женщину, из тех, которых называют милфами, или, как выражались раньше, «женщинами бальзаковского возраста».

— Тинки, это ты⁈

— Мама?

— Прости меня, милый, прости сынок, я…

Она хотела еще что-то сказать, но открылись двери и из лифта вышел человек, а она скрылась в нём. Лок кинулся к другому лифту. Но не нашёл… Мать исчезла, точно также, как и в его десять лет…