Зеркальный oбpaз[Mirror Image]

Деррил Моррис показал свой значок молодой женщине–полицейскому в форме, стоявшей на переднем крае оцепления, и она приподняла ленту, окружавшую место преступления, чтобы пропустить его.

— Добрый вечер, сэр, — сказала она. У нее были очень ровные белые зубы, а под фуражку забраны густые медного цвета волосы, пряди которых выбивались наружу и свисали над ее лицом. Она пристально взглянула на него. — На это очень неприятно смотреть, сэр.

— Разве на других было приятно смотреть? — устало спросил Деррил.

— Не знаю, сэр. Я работаю всего три недели. Это самое страшное, что я когда–нибудь видела.

Деррил хотел было ответить, но сдержался. Если бы он за три недели узнал все, что знал сейчас, то, скорее всего, ушел бы из полиции и занялся более скучным, но безопасным делом. «Укрощал бы львов, — фантазировал он. — Или занимался бы крокодилами, как тот парень на телевидении. Я бы справился». Но ему не хотелось говорить молодому офицеру полиции о том, что он чувствовал. Сегодня вечером перед ней предстало ужасное зрелище, но она все же могла улыбаться, эффективно делать свою работу и сохранять положительное отношение. Ему не хотелось стать тем, кто подорвет ее моральный дух.

Судебные эксперты уже установили генераторы, которые громко работали и уж точно не давали соседям спать, а также яркие лампы на опорах, которые погрузили весь участок в искусственный дневной свет. Полицейских в формах отправили на окраины, чтобы сдерживать любопытных и охранять место преступления по периметру. Наверное, некоторые ходили по квартирам, спрашивая, слышал ли кто что–нибудь или видел, как произошло убийство. Двое других членов оперативной группы подъехали почти в то же время, что и Деррил. Он заметил Стефани Пейзант и Леонарда Скоби, стоявших по ту сторону ленты и что–то записывавших. Лоррен Йи допрашивала с пристрастием полицейского в форме.

Деррил посмотрел в сторону толпы зевак. Некоторые вышли прямо в пижамах и халатах, другие, несмотря на погоду, надели тренировочные костюмы или шорты. Кое–кто оделся основательно, не забыв спрятаться под пальто от ночного холода. Деррил хотел поручить кому–нибудь сфотографировать толпу, и даже сам собирался потолкаться среди зевак, чтобы прислушаться, присмотреться и пронюхать что–нибудь. «Вполне возможно, он там, — думал Деррил. — И смотрит, как мы трудимся, разыгрывая дурачка и наслаждаясь тем, что находится совсем рядом, пока мы расследуем его кровавую работу».

Деррил уже сделал два вывода относительно убийцы. Основываясь на первоначальном рапорте, он считал случившееся делом рук того, кто на этой неделе убивал уже три раза. Что означало: на воле определенно гуляет серийный убийца. Вскоре, возможно уже завтра, в городе об этом узнают — и начнется паника. Если оперативной группе не удастся быстро схватить его, вмешается ФБР, и с надеждой, что он, Деррил Моррис, возьмет этого плохого парня, можно будет распроститься.

А Деррилу хотелось поймать его. Очень хотелось. С того самого момента, как он увидел Гретхен Уинтер и Джулию Тилтон.

Скорее всего, это мужчина. Ему лет под тридцать или чуть больше. Миновав такой возраст, большинство из них оказывались пойманными или умирали или избавлялись от болезни, которая заставляла их убивать. Скорее всего, он с Кавказа. Ненормальная жизнь дома, отец умер, ушел или не играет в семье никакой роли, всем командует мать и, возможно, злоупотребляет этим. Такой вкратце представлялась его биография, и хотя Лоррен Йи не любила подобных догадок, они давали хоть какую–то зацепку. Полицейский должен знать возможные последствия, но не полагаться на них всецело. Деррилу приходилось рассматривать эти детали как присущие его добыче, но не забывать, что убийца вполне мог быть шестидесятилетней эскимоской из образцовой семьи. Способность удерживать в голове одновременно две противоположные версии является верным признаком исключительного мышления. Верным признаком представителя полиции Сан — Франциско.

Однако когда он взглянул на Розу Порфиро, уверенность тут же исчезла. Она лежала на спине, склонив голову под каким–то невероятным углом, с открытыми глазами, в которых даже после смерти застыл ужас. Ее застегивающийся доверху на пуговицы свитер расстегнулся и слипся от крови с разорванной белой форменной рубашкой отеля. Крови было много, от многочисленных колотых ран она пропитала одежду и собралась под ее телом. Он также заметил влажные пятна на ее плече рядом с шеей.