Зеркальный вор

Книгу сложно классифицировать ввиду ее совершенной оригинальности. Это один из самых изощренных в плане сюжетного построения романов, появившихся в последние годы, но назвать его просто изобретательным будет явным преуменьшением. Три составляющих его истории так далеки друг от друга, как только возможно, и тот факт, что Мартин Сэй сумел сплести из них цельное повествование, кажется почти чудом.

National Public Radio

Если вы из тех, кто не прочь уделить время какому-нибудь пространному повествованию, охватывающему многие века и континенты, наподобие «Облачного атласа», то «Зеркальный вор» — это именно то, что вам нужно.

Publishers Weekly

Эта книга утвердила Мартина Сэя в качестве нового незаурядного автора, за дальнейшим творчеством которого нам всем стоит внимательно наблюдать.

BuzzFeed

Для Кэтлин Руни и в память о Джо Ф. Бойдстане

— А не случалось тебе видеть такой город? — спросил Кублай у Марко Поло, выставляя руку в кольцах из-под шелкового балдахина императорского буцентавра и указывая на мосты, круглившиеся над каналами, на дворцы властителя, чьи мраморные пороги были скрыты под водою, на легко сновавшие туда-сюда, лавируя, ладьи, движимые толчками длинного весла, на барки, сгружавшие на рыночные площади корзины овощей, на колокольни, купола, балконы и террасы, на сады зеленевших среди серых вод лагуны островов.

‹…›

— Нет, государь, — ответил Марко, — я и не представлял, что может быть подобный город.

Итало Кальвино. Невидимые города (1972)

[1]

1

Будь начеку. Вот что ты сейчас видишь.

Высокое створчатое окно. Длинные — от потолка до пола — портьеры из зеленой парчи слегка раздвинуты. Серый свет просачивается внутрь. Бахромчатый ламбрекен над оконным проемом. Тюлевые занавески. Стекла дребезжат от порывов ветра, и занавески раздуваются, как паруса.

Стулья. Письменный стол. Комод. Гардероб (в этих старинных домах не бывает стенных шкафов для одежды). Белые стены. Полированный паркет, слишком скользкий для хождения в носках. Прикроватные тумбочки; на них лампы с вычурными абажурами. Белый телефонный аппарат. Аляповатая стеклянная люстра в виде голубых лепестков с матовыми сорокаваттными лампочками. Дешевка и безвкусица, как и во всех отелях по всему миру.

Ну и кровать, разумеется. Двуспальная. С балдахином. В углу постели пирамида узорчатых подушек, похожая на свадебный торт. Льняные простыни. Все одеяла, какие смог выделить хозяин гостиницы. Coperte, per favore! Più coperte![2] И все равно согреться под ними не удается.

Coperta[3]. Суммируем числовые значения букв. Двести девяносто девять: «низвергать». В другом варианте выходит двадцать: «дышать», «прятаться» или «сметать грязь». Кроме того: «болезнь». «Сердечная боль». На иврите — מעטה — получится сто двадцать четыре, что может означать факел или лампу. А также «отрекаться». «Обходить стороной». Возможно, «получать отсрочку». Надолго ли?

На комоде разложена твоя одежда: серые брюки, черные носки, синяя оксфордская рубашка. Шляпа. Бумажник. Россыпь иностранных монет. На полу — недавно купленные белые спортивные туфли и твой чемодан. В углу пристроена твоя трость с железным набалдашником.

Через минуту ты спустишь ноги с кровати. Потом встанешь, подойдешь к окну и будешь долго смотреть поверх крыш: там с одной стороны виден кусочек улицы Ботери, а с другой — улица Морти, которая вливается в почти безлюдную площадь. Ты будешь стоять у окна и ждать. Как обычно.