Зеркальный вор

Кёртис покачивает головой и прихлебывает бурбон, который начинает оказывать свое действие. Ему представляется, что только он сам, книга в его руках и глаза Вероники остаются неподвижными объектами в комнате, а все остальное плывет и кружится, как опавшие листья на поверхности пруда.

— Стэнли получил эту книгу от самого Уэллса?

Вероника закрывает глаза, и Кёртису кажется, что она задремала. А когда глаза вновь открываются, они смотрят на него в упор.

— Поверить не могу, что Стэнли не рассказывал тебе эту историю, — говорит она.

SEPARATIO

Февраль 1958 г.

Все как всегда и вместе с тем все по-другому, потому что между зеркальцем и мной было то же расстояние, та же прерванная связь, которая, как мне казалось, всегда существовала между совершенными мною вчера поступками и моим сегодняшним их восприятием.

Александр Трокки. Молодой Адам (1957)[13]

14

Низкие тучи собираются над океаном, скрывая закатное зимнее солнце, и длинные волны все агрессивнее набегают на пляж. Изредка солнце еще появляется в разрывах туч, окрашивая в розовый цвет колоннады и крылатых львов на фризе отеля «Сан-Марко».

На углу набережной и Маркет-стрит стоит игорный павильон с заколоченными окнами и выцветшими буквами «МОСТ ФОРТУНЫ» на южной стене. Здесь и расположился юнец, предлагая прохожим сыграть в свою игру. Червовый король, семерка червей и семерка бубен, каждая карта слегка перегнута пополам вдоль длинной оси — троица миниатюрных двускатных крыш, плавно скользящих по картонной коробке из-под сухих завтраков.

Теперь представим облик этого юнца, сидящего на земле под круглой аркой: низкорослый и мускулистый, лет шестнадцати, притом что коротко стриженные вьющиеся волосы уже начинают редеть. Он в голубых джинсах и новых — то есть недавно украденных — туфлях на каучуковой подошве; рукава бледно-розовой рубашки закатаны выше локтей. Потертая рабочая куртка лежит рядом, и, хотя прохладный вечерний воздух заставляет его руки покрыться гусиной кожей, юнец не спешит ее надеть. Тротуар перед ним замусорен песком, осколками оконных стекол и кусками штукатурки с павильонного фасада. Колени его упираются в криво сложенную бульварную газету «Зеркальные новости» за прошлую неделю. Видны заголовки: «Фейсал и Хуссейн провозглашают создание Арабской Федерации», «„Доджерсы“ готовы к переезду в Лос-Анджелес». Бумага покоробилась от морской воды и пожелтела на солнце.

С недавних пор юнец именует себя Стэнли. В апреле прошлого года, покидая Нью-Йорк на балтиморском поезде, он взял имя Эдриан Гривано, под которым добрался до Литл-Рока, но там всего за пять часов дважды нарвался на копов и счел за благо придумать что-то новое, еще не засвеченное в полицейских протоколах. Имя Стэнли он позаимствовал из надписи на боку автобуса, стоявшего перед какой-то автомастерской. В Оклахоме и Миссури он был Эдрианом Стэнли, в Колорадо и Нью-Мексико — Стэнли Уэллсом, а в середине декабря, при въезде на территорию штата Калифорния, хотел было назваться Эдрианом Уэллсом — так некоторые пауки приманивают добычу, маскируясь под ей подобных, — но потом здраво рассудил, что это может обернуться лишними проблемами.

Большинство этих имен взяты из книги, которую он всегда носит во внутреннем кармане куртки, — книги стихов, много раз им перечитанных и уже выученных наизусть. Это очень странная книга; в ней крайне трудно найти пассажи, которые не ставили бы его в тупик. Но она открыла Стэнли одну истину, в которую он свято верит: называя любую вещь ее настоящим именем, ты обретаешь над ней власть. Так что надо быть осторожным. Свое настоящее имя он давно уже не использует и никогда не произносит вслух.

Променад заполняется людьми, покидающими пляж. В проблесках солнца мельтешение длинных теней создает калейдоскопический эффект, и кажется, что быстро перемещаемые карты сами собой танцуют в воздухе.

Но это впечатления стороннего зрителя, а не Стэнли. Он целиком сосредоточен на манипуляциях с картами, периодически шлепая ими по коробке. Память — это навык, а также привычка. Он еще слишком юн. Что он может помнить?

15