Зеркало для героя

Ворвавшиеся в Крым были измождены, питались мясом «иго-го», как они называли убитых лошадей.

Защищавшие Крым лежали в санитарном поезде, рядом с которым на станции Джанкой остановился поезд Ставки. Все замерзли.

На следующий день были сданы позиции у Соленых Озер, а третья линия укреплений у станции Юшунь продержалась еще двое суток. Наступал конец Крымского российского государства.

Существование его было кратко. Ему не помогли ни самоуправление, ни земельная реформа, ни демократические свободы. Не помог и Нинин «Русский кооператив».

Все кончалось. Тридцатого октября был объявлен приказ об эвакуации. По Екатерининской улице и Нахимовскому бульвару потянулись подводы со скарбом, двинулись под твердым взглядом бронзового адмирала вооруженные войска.

Тень новороссийского хаоса нависла над городом. Но пока не было паники, не было и погромов. Магазины бойко торговали снедью, правда, цены взлетели, и фунт колбасы стоил миллион рублей.

Согласно плана эвакуации Нинин госпиталь должен был грузиться на пароход вечером, но в списках ее не было, и это могло обернуться бедой.

Конечно, Юлия Дюбуа обещала ей похлопотать, даже попросить за Артамонова, ведь не пропадать же штабс-капитану.

Да только кто мог ручаться, что на пароходе найдутся места? Никто. Ибо план — планом, а эвакуация — бегство от гибели.

Что было потом, трудно понять. На пристани в огромной очереди Нину впустили на борт вместе с сестрами, а штабс-капитана то ли не взяли вместе с ранеными, то ли он потерялся, так что на судне его не оказалось.

В ранних сумерках, под плеск серых волн пароход, влекомый черным буксиром, отходил от причала. Отодвигался берег, и взгляд прощально охватывал весь Севастополь с Малаховым курганом и Сапун-горой. Все молчали, испытывая мелкое чувство личной безопасности, и не хотели даже смотреть друг на друга.

* * *

Тридцать первого октября утром перед гостиницей Киста расположилось прибывшее из Симферополя Атаманское училище. Юнкера ожидали посадки, а пока осматривались, заглядывали в открытые кафе, покупали продукты, возмущались дикими ценами — фунт колбасы стоил два миллиона.

Между тем на сильно опустевшем рейде серой глыбой полз за дымившим буксиром дредноут «Генерал Алексеев» и неподвижно стоял рядом с пароходом «Херсонес» второй дредноут «Генерал Корнилов».

Главнокомандующий находился в гостинице, ждал назначенной церемонии. Вот уже почти три года воевали Корниловский, Марковский и Дроздовский полки, а сегодня, в день расставания с родной землей, судьба распоряжается вручить им полковые знамена, как вручено было знамя Георгиевскому батальону. Пусть будет так. Эти знамена еще вернутся обратно. С ними легче будет возвращение, неизбежнее.

В гостиничном коридоре на ковровой дорожке выстраиваются десять офицеров. Проходят, отбивая ногу, конвойные казаки. Адъютант выносит знамена.

Армия разбита, она едва держится на последних пядях земли — но она бессмертна даже в этой трагедии! Так думает Главнокомандующий и вручает знамена.

Никто не молится, не поет. Торжественно и мрачно молчат с выражением дежурного благоговения.

Понимают ли, что происходит?

Врангель не знает ответа на этот простой вопрос.

Когда-то Петр Николаевич командовал дивизией в корпусе Алексея Михайловича Крымова, а Крымов в августе четырнадцатого был дежурным генералом при командующем Второй армии Самсонове. Самсонов же начинал службу в русско-турецкой войне при Скобелеве, Драгомирове, Столетове…

Мысль о неразрываемости связи пришла к Врангелю. И все. Это была обыкновенная офицерская мысль. Она свидетельствовала о твердом духе.

Вручив знамена, Главнокомандующий вышел на площадь. Он был в серой шинели и фуражке Корниловского полка (черный околыш, красный верх). Юноши-юнкера провожали его строгими взглядами.

Что они сейчас думали о нем? Этот высокий человек, с плоским затылком, длинной шеей и круглыми волчьими глазами не мог оставить их без напутствия.

Он спустился к Графской пристани, сел в катер вместе с командующим флотом контр-адмиралом Кедровым и отплыл в Килен-бухту проверить, как идет эвакуация.

То, что он там увидел, выглядело вполне пристойно. Тысячные очереди ждали на берегу, офицеры с винтовками стояли у трапов. Паники и безобразий не было. Входить же в детали Главнокомандующий не мог, понимая, что эвакуация — это сложная операция и без потерь не обойтись.

В стороне от гражданских пароходов стоял «Рион», предназначенный для комендатуры Главной квартиры. Он только что прибыл из Константинополя с теплым обмундированием.

Врангель отвернулся от «Риона». С ним связывалось еще одно неприятное воспоминание — в июле на «Рионе» доставили колючую проволоку для Перекопа, но поскольку разгрузить вовремя не успели, то отправили «Рион» обратно за новым грузом и торговый представитель в Турции не придумал ничего другого, как продать там проволоку.

— Вывезем всех, Петр Николаевич, — сказал Кедров. — Однако как быть со складами?

— Я распорядился объявить все оставляемое имущество народным достоянием, — ответил Главнокомандующий. — Жечь не будем!.. Там тоже русский народ…