Зеркало для героя

— Втянешься, привыкнешь, — сказал прапорщик, требовательно-ласково глядя на него единственным глазом. — Россия ждет, что мы исполним свой долг.

— Ладно, пошли, — вымолвил Артамонов. — Все наши увечные остались в России…

Они миновали хутора Барбовича, как называлось расположение кавалерийской дивизии, и вернулись в лагерь. Можно было перед ужином умыться и почиститься.

В полутемной палатке, освещенной лишь слабым светом из целлулоидного окошка, возились, сооружая кровати, несколько человек. Лукин лежал тихо. Пауль подошел к нему, прислушался, потом потрогал за плечо. Тяжесть мертвого тела отдалась в его руке. Пауль накрыл покойника с головой, встал, перекрестился. Рядом лежал нетронутый паек.

«На что ему паек? — мелькнуло у прапорщика, но он испугался этого жалкого желания и отодвинулся. — Первый покойник. И никому нет дела».

Пауль крикнул:

— Эй, Лукин умер!

Подошли, посмотрели. Сказали, что надо доложить взводному.

Пауль выглянул наружу. Где Ивахно? Вблизи палатки его не было.

Из-за соседней палатки слышался сильный командирский голос, дающий кому-то распеканцию. Пауль заколебался: идти туда или обогнуть палатку. Но простодушно решив, что ему, как вестнику смерти, не страшен никакой начальник, пошел на голос.

Кутепов! Там был Кутепов.

С ним генералы Витковский, Туркул, Пешня и однорукий Манштейн. Все глядели на взводного Ивахно, кто с сожалением, кто с презрением.

— Вы прежде всего офицер, поручик! — говорил Кутепов. — Вы боролись за право и культуру… Сдайте взвод!.. Приведите свой мундир в порядок!..

Ивахно стоял по стойке «смирно» в своем испачканном глиной мундире и, вскидывая голову, пытался что-то возразить, но не успевал… Кутепов не позволял ему оправдаться.

— Только смерть освободит нас от выполнения долга, — заключил командующий.

В голове Пауля при слове «смерть» вспучилась боль. Он вышел из-за палатки и обратился к Кутепову, сообщив, что во взводе Ивахно умер поручик Лукин.

Генерал повернулся к Паулю. Перед ним стоял юный прапорщик с обезображенным лицом и закрытым, пустым левым глазом, одетый в такой же грязный мундир, как и поручик Ивахно.

— Кто умер? — спросил Кутепов, прищуривая маленькие глазки. — Почему?

— Поручик Лукин, ваше высокопревосходительство. От усталости.

— Знаем эту усталость! Небось, спал на земле. — Кутепов повел бородой, кивая Витковскому. — Опустились! Забыли свой долг! Хотите к Богу?

Пауль почувствовал, как страшен этот человек, который даже в смерти не признает оправдания.

— Я не дам вам умирать легкой смертью! — продолжал Кутепов. — Ваша жизнь принадлежит России. Не Богу, а России!

— Я тоже так считаю! — перебил его Пауль.

Из-за спин генералов вышел священник в серой рясе и сказал Кутепову:

— Разрешите, я займусь покойным.

— Что? — спросил Кутепов.

Священник был небольшого роста, с крупной головой, на груди'' георгиевская медаль. По сравнению с Кутеповым он казался выходцем из довоенного мира, когда жестокость еще не стала обыденной.

— Вот этот меч в терновом венце, ваше превосходительство, — сказал священник, дотронувшись до знака Ледяного похода на груди Пауля. — И такой же — у вас… Что говорит нам этот святой меч? О том, что все равны перед белой идеей. И никому не дано знать, чем завершится наш тернистый путь. Подвиг может остаться без воздаяния. Надо помнить это, смирить гордыню перед лицом нового испытания.

— Займитесь покойным, отец, — холодно произнес Кутепов. — А я займусь живыми. — И добавил, что с этого часа начинают действовать дисциплинарный устав и устав внутренней службы. — Я высоко ставлю офицерский мундир и беспощаден с теми, кто роняет его достоинство.

Судя по всему, он отпускал Пауля вместе со священником к скорбному обряду.

Пауль понимал, что у Кутепова нет других средств сохранить армию, но ему сделалось тяжко, так тяжко, как еще никогда не бывало.

И тут еще вышел Артамонов. Наверное, на помощь Паулю.

— Идемте, попрощайтесь с первым здешним усопшим, ваше превосходительство, — обратился он к генералу мрачным тоном, по которому явно чувствовалось, что он не уважает Кутепова.

Все это поняли. Командир дроздовцев Туркул, двухметровый двадцатишестилетний генерал с золотыми кольцами на пальцах, шагнул вперед. Кутепов остановил его и сказал:

— Артамонов, это ты?

— Я, Александр Павлович, — ответил штабс-капитан. — Кроме дисциплины, нужно еще и почтение к смерти.

— Ты прав, — согласился Кутепов. — Первого усопшего, — он выделил голосом слово «первого», — я должен проводить лично. Идем!

Генералы вошли в палатку, молча постояли, склонив головы, над телом безвестного Лукина, словно отпускали его от тяжких трудов на небеса.

Это были минуты примирения.

И они миновали.

Кутепов осмотрел постели офицеров, узнал, что именно Пауль помог Артамонову, потом неожиданно потребовал, чтобы один из офицеров показал ему свои портянки. Офицер смущенно отнекивался.

— Что? Невозможно показать? — спросил Кутепов. — Нет уж, показывай!

Бедный офицер стащил сапог, размотал ужасную портянку, от которой разила нестерпимой вонью, и стал быстро заматывать ее.

— И вши у тебя есть? — спросил Кутепов.

— Нет, — ответил офицер.