Зеркало для героя

– Когда твоя подруга здесь жила, я незаметно таскал из кухни продукты. Она каждое утро спускалась к океану и ходила по прибою. А я в это время выносил консервы. Понемногу собрал запас. Еще пару дней, и задует юго-восточный пассат. И я отчалю отсюда на своей лодке. Видишь эти простыни? Я сделаю из них парус, и ноги моей не будет на этом проклятом острове!

Он ждал от меня тех слов, которые произнес бы всякий нормальный человек. Он ждал, что я стану просить его взять меня с собой. Но я промолчал, и матрос предложил сам:

– Я могу взять тебя с собой. Продуктов на первое время хватит. А там, даст бог, нас подберет какое-нибудь судно.

Он был уверен, что я, конечно, соглашусь, и потому после моего ответа лицо его вытянулось от удивления.

– Нет, я останусь, – твердо ответил я и, невольно сжав кулак, с треском сломал расческу Анны.

Глава 37

На примусе мы поджарили баночной ветчины с яичницей, за ужином и познакомились. Матроса звали Хосе, было ему тридцать лет, и мечтал он купить яхту. Когда за окнами «маяка» стемнело, я пошел наверх, предпочитая спать в кровати, где спала Анна.

– Не советую, – покачал головой Хосе. – Я обычно сплю внизу. Оттуда легче унести ноги в случае опасности.

Я пожелал невольному отшельнику спокойной ночи и поднялся в спальню.

– Эй! – донеслось снизу. – Надеюсь, ты не станешь зажигать свечи?

Я хорошо понимал его. Матрос прожил на острове больше месяца, он видел и знал намного больше меня, и у него, само собой, были все основания опасаться за свою жизнь. В его глазах я выглядел легкомысленным и самоуверенным драчуном, каким мне сначала казался Дик, и Хосе считал необходимым давать мне советы и предостерегать от возможных неприятностей.

Я успокоил его, пообещав, что не только не буду зажигать свечей, но также не посмею храпеть и выходить из спальни по малой нужде.

Вскоре стихли шаги матроса и его кашель. Я неподвижно лежал поверх покрывала, глядя на конусообразный потолок, на который оконные рамы от восходящей луны отбрасывали тень, похожую на гигантскую паутину. Я представлял, как всего несколько ночей назад здесь, под этой тенью, в полном одиночестве, лежала Анна, так же смотрела в потолок и прислушивалась к мерному шуму волн, накатывающих на берег. О чем она думала тогда? Вспоминала ли меня? Отводила ли она мне какую-либо роль в своих ошеломляющих замыслах?

Я повернулся на живот, утопая лицом в подушке. Горьковатый запах духов Анны вызвал в душе такие яркие воспоминания, что у меня мучительно заныло под сердцем. Казалось, что Анна сейчас где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в то же время – бесконечно далеко от меня, и расстояние это непреодолимо. Я не хотел обманывать себя, и интуиция говорила, что в жизни Анны произошло нечто такое, что в мгновение изменило ее, удалило на бесконечность и вычеркнуло меня из ее сердца. Это рано или поздно должно было случиться. Я не ценил Анну так, как она того заслуживала, я привык, что она всегда была рядом со мной и будет довольствоваться нашими неопределенными отношениями полусемьи, полудрузей и полулюбовников.

Я протянул руку к тумбочке, коснулся панели магнитолы и нажал на кнопку воспроизведения. Динамики тихо зашипели. Музыка, которую слушала Анна, не зазвучала. Кассета оказалась чистой, во всяком случае, после того места, на котором лента была остановлена.

Я отмотал немного назад и снова включил воспроизведение. И тотчас комната наполнилась голосом Анны: «…удастся увидеть какие-либо признаки подготовки к загрузке товара: рабочие могут переносить тюки, возить на тележках баулы, словом, во всякой муравьиной возне можно заметить что-нибудь полезное. Это будет очень удачный момент, тем более что Гонсалес в это время будет находиться в море, на одном из катеров…»

Очень кстати! Это было что-то вроде звукового дневника или письма, адресованного, может быть, нам с Владом.

Я сел в постели, бережно взял магнитолу в руки, поставил ее на колени и перемотал кассету в начало. Записано было немного, и я понадеялся, что энергии в батарейках хватит на то, чтобы можно было прослушать всю запись.

Громкость я убавил до такой степени, чтобы за пределы спальни звук не проникал, и слушал голос Анны, лежа головой на динамике, как на подушке.