— Надо. Скоренько за тачками сбегаем, уголь перевезем. Поможешь бедной дивчине? — Роза погладила его по плечу. — Зима скоро...
...Устинов толкал деревянную тачку, терпел ломоту в плечах и удивлялся, как быстро его запрягли. Впереди хлюпали сапогами Роза и ее слепой брат. Они везли тележку, налегая на деревянную перекладину. Уже два раза отвозили уголь. Стемнело. Роза взяла фонарь «летучая мышь», и он позвякивал на перекладине и качался. Андрей то тянул вполголоса песню, то замолкал. В песне говорилось о том, что во сне казаку привиделось, как налетели буйны ветры и сорвали с него черную шапку, и догадливый есаул сообразил: не сносить казаку буйной головы.
Скрипели колеса. Сеял мелкий дождь. Слабый свет обрывался в двух шагах. Устинову были видны темные силуэты и мелькающие на обочине мокрые стебли.
— Поймала тебя девка, — сказал Андрей. — Не журись. Сейчас придем, выпьем горилки.
— Я его поймала? — усмехнулась Роза. — Нам с тобой до полночи не справиться! — И, обращаясь к Устинову, добавила: — Ой, добрая душа, дай бог тебе счастья!
На душе Устинова было мирно и хорошо.
— И тебе дай бог счастья, — ответил он.
— Не журись, казак, — повторил Андрей.
Так и добрались до Грушовки. Разгрузились. Роза поставила лопаты в угол сарая. Устинов поймал ее за руку и привлек к себе.
— Погоди! — шепнула она. — Не сегодня.
— Я пойду, — сказал Устинов. — Будь здорова!
— Пошли хоть умоешься, — Роза стала говорить обычным голосом, не таясь стоявшего во дворе брата. — Рюмку надо выпить.
— Ты чего, уходишь? — спросил Андрей. — То неправильно. — Дай нам тебя отблагодарить. — Он появился в дверях, огонек папиросы красновато озарил низ его спокойного лица. — Сестра моя — как горох при дороге, кто идет, тот скубнет. Я — убогий, не защитник для нее...
— Андрей, прямо смешно делается! — воскликнула она — Иди до хаты. Воду принеси.
Через несколько минут Устинов умывался в коридоре над корытом, Роза из кружки поливала ему.
— Смотри, какой гладенький, — весело сказала она. — Как барчук. — И сильно хлопнула его по спине.
От холщового полотенца пахло хозяйственным мылом, чистотой, бедностью.
Андрей стоял у стены, отрешенно улыбался.
— Ты издалека пришел, правда? — вдруг спросил он. — Дай руку! — Он ощупал ладонь Устинова и сказал: — Я так и думал. Ты не шахтер... Дай мне песню, чтобы я пел ее людям. Должна быть такая песня, как солдат вернулся домой. Ты слышал такую?
— Чего к человеку пристал? — с упреком произнесла Роза. — Давай мыться.
Она сунула ему в руки большой кусок мыла. Оно выскользнуло, упало на глиняный пол и отлетело в угол, где лежал веник из чебреца. Роза вздохнула:
— Заснул? — И, подняв мыло, подвела брата к корыту.
Он скинул брезентовую куртку и рубаху и наклонился, сложив кисти ковшиком. Твердые широкие мускулы охватывали его спину, как крылья. Он умылся, взял у Михаила полотенце. И снова задал странный вопрос:
— Ты какое ему дала мыло? Земляничное?
— Буду я тратить земляничное! — ответила Роза. — С чего взял?
— Да, это не земляничное. Пахнет лавандовым одеколоном.
Он угадал: когда-то после бритья Устинов действительно освежался этим одеколоном, но флакон остался там, и никакого запаха не должно было оставаться.
— Показалось, — ответил он.
— Может, и показалось, — согласился слепой — А признайся, Роза тебе приглянулась?
Роза выхватила у него полотенце и подтолкнула к дверям:
— Ступайте в хату! Нечего глупости болтать!
Андрей засмеялся, и его неподвижные глаза обратились куда-то вверх.
— Ну, Андрей! — жалобно попросила она. — Не мучай меня.
Устинов шагнул к двери, взялся за ручку и остановился. Слепой прошел мимо него. Михаил оглянулся: Роза расстегивала робу и дерзко улыбалась ему. Он подождал, что будет дальше. Она сбросила спецовку, осталась в короткой сорочке, не закрывавшей колен. Он повернулся, приблизился к ней. Роза зачерпнула кружкой из ведра и плеснула в него.
— Иди, золотце мое, — насмешливо вымолвила она. — Я сейчас. — Роза взяла косынку и промокнула ему шею. — Иди!
...За ужином Устинов накрыл ладонью ее руку и сказал:
— В древности слово «роза» означало тайну, тишину и любовь.
Слепой поднял голову, стал тревожно водить бельмами.
— Роза, мне голову ломит, — пожаловался он. — Отчего?
Она, не отнимая руки, налила ему в стакан остаток водки. Андрей выпил, нащупал хлеб и понюхал. Потом стал есть жареную картошку, подгребая ее вилкой. Иногда на вилке ничего не было, но он нес ее ко рту.
Волна легкого хмеля качала Устинова. В светлых глазах Розы чудилось ему обещание.
В комнате было холодно, в черном запотевшем окне смутно отражалась ее голова, на макушке поблескивали влажные волосы.
— Спасибо тебе, браток, — сказал Андрей. — Помог нам... Песню не вспомнил?
И Устинов негромко пропел ему: «Враги сожгли родную хату».
Слепой взял баян, опустил голову, стал подбирать мелодию. К удивлению Михаила, он повторил песню слово в слово.
— Я знал, что такая песня должна быть, — вымолвил он, сдвинув баян. — Как сказано: «Звезда несбывшихся надежд»!.. То ж про меня. — И он закрыл глаза, покачал головой.
Роза неслышно убрала со стола, сняла с керогаза чайник.