— Анжело, на самом деле мы вовсе не собираемся причинять ему настоящий вред, понимаешь? — шепот Билли Келла был ровным и тихим, и я видел его улыбку. — Смотри…
Он показал Анжело нож, повернув его, ловя тусклый свет далекого фонаря. Видел я и лицо Анжело — туманное после битвы между страхом и возбуждением, между очарованием и отвращением.
— Элементарный трюк, — сказал Билли Келл. Это пластик. Смотри!
Он воткнул нож в собственную ладонь так натурально, что я вздрогнул. И только потом заметил, что конец лезвия согнулся.
— Просто, чтобы напугать его, да?
— Конечно, Анжело, ты понял. Сунь ему под нос, не прикасаясь, понимаешь, а потом воткни… ну, в плечо или еще куда-нибудь. Но слушай: остальные парни думают, что ты думаешь, будто это настоящее перо, понимаешь? Я выложил тебе все потому, черт, что ты мой друг и я знаю, что ты чувствуешь. Ты не мог бы сделать это настоящим пером. Я понимаю, видишь, но они — нет. Поэтому сделай вид, ради нас с тобой, а?
— Хорошо, я сделаю это. А как насчет того, что ты мне говорил тогда о нем?
— Все подтвердилось. Это он тогда залез к вам, в натуре. Мы поработали над ним. Он раскололся. Он распелся, приятель. Он проделал кражу в качестве испытания у «индейцев». Ему надо было взять что-нибудь из каждой комнаты, но насчет денег он оказался слабаком. Взять чуть-чуть, а потом вместо них прихватил фотки и барахло… Цыпленок! А еще ему приказали держаться подальше от твоей комнаты. Знаешь зачем? Чтобы было похоже, будто жильцов обчистил ты.
— О черт, нет!
— Да, малыш. И щенка укокал он. Мы заставили его петь, говорю тебе! Он дал ей кусок котлеты и свернул шею…
— У мистера Майлза ничего не пропало, а ведь его комната…
— Это он говорит, что не пропало… Слушай, Анжело, на днях я выложу тебе кое-что насчет твоего мистера Майлза.
— Что ты имеешь в виду? Майлз — парень что надо!
Премного благодарен за подобный комплимент…
— Ты думаешь?.. Но не важно, когда-нибудь позже, малыш. Вот, возьми перо.
Анжело потянулся за ножом. Как они были неумелы! Билли уронил нож и нагнулся, вглядываясь в неосвещенную землю. Затем они отошли от меня, и нож уже оказался в руке Анжело, а остальные столпились вокруг — толпа гоблинов в сетях тревожной ночи.
Я снова совершил грубейшую ошибку, Дрозма. Я обязан был догадаться.
Голос Анжело изменился, стал тонким, почти ломающимся:
— Ты убил мою собаку? Ты убил мою собаку, грязный «индеец»?
Тощий пленник молча плюнул анжело на ногу. Но его мужество уже было подорвано, он заскулил, глядя на лезвие, и съежился, когда маленькая рука Анжело устремился к нему с ножом. И он был не единственный, кто вскрикнул, когда нож пронзил тело… я видел это… и кровь брызнула из костлявого плеча, заливая пальцы Анжело. Вторым вскрикнувшим был сам Анжело. Он еще раз вскрикнул и отбросил нож. Потом выхватил из заднего кармана брюк носовой платок и попытался остановить кровь. Остальные вряд ли были способны на что-то большее, чем просто стоять разинув рот и хихикать.
— Будь ты проклят, Билли!.. Будь ты проклят!..
— Заткнись, малыш!.. Что такое немножко крови?!
Билли оттолкнул Анжело в сторону. Билли быстро и со знанием дела отвязал тощего пленника и дал знак своим приятелям придержать его. Билли вытер рану и осмотрел ее.
— Всего лишь царапина!
И он был прав, потому что раненым здесь был совсем другой человек. Раненым был Анжело.
Анжело трясло. Его окровавленная рука судорожно дергалась ко рту и падала вниз. Он машинально нащупал платок, выброшенный Билли, и сделал слабую попутку вытереть им пальцы. Потом он выронил платок и зашелся в приступе тошноты.
Билли рывком повернул пленника и пнул его:
— Разве это рана!.. А теперь беги, «индеец», беги! Удирай и скажи своим соплякам, что мы подожгли серу.
Тощий пошатнулся, но сделал шаг в сторону, прижимая к порезу кусок рубашки.
— Вы что-о-о?
Билли хихикнул:
— Мы подожгли серу. И встретимся с вашими парнями в любое время.
Тощий кинулся прочь. Гоблины заржали. Билли Келл схватил Анжело за запястье и поднял его руку:
— Полноправный член «стервятников». В деле он?
— Он в деле! — отвечали ему. Словно хор привидений.
— Слушай сюда, орлы, знаете что?.. Он подменил пере, когда понял, что перо липовое. Он не хотел, но сделал это, потому что знал, что это правильно. Теперь он настоящий «стервятник». Я знал это, когда он при первом испытании окропил своей кровью камень.
Тут они столпились вокруг Анжело, с простодушными непристойностями и льстивыми смешками принялись обнимать и расхваливать его. Анжело принимал их выходки со слабой улыбкой, с затаенным стыдом и скрытым презрением. А потом и вовсе с нарастающей гордостью и неохотным одобрением. Как будто он заставлял себя поверить в ложь Билли… Была ли эта ложь хорошим политическим ходом? Я не знал.