Зеркало для наблюдателей

Деньги из Торонто пришли на следующий день. Я приобрел очень приличный салатного цвета автомобиль 55-го года выпуска, и в течение двух следующих внешне спокойных недель Анжело немножко познакомился с лесом. Хотя немножко — это не то слово. Он встретил живую тишину леса с такой восхитительной восприимчивостью, как будто слушал самого себя, ему совершенно не требовалось учиться слушать, и мы не слишком-то заботились о словах. Под сенью деревьев его обычная мальчишеская непоседливость исчезла напрочь. Он оказался способен сидеть в тишине и наблюдать окружающее так, что я, вместо того чтобы предпринимать какие-то усилия по его обучению начаткам ботаники и зоологии, сохранял молчание и давал природе возможность говорить за себя.

У нас было четыре подобных экспедиций, миль на тридцать от города, в поросшие соснами предгорья Беркшира — два полных дня и два после полудня. Не могу сказать, что наши путешествия расширили мои знания об Анжело, но это не имело значения: он был счастлив и впитывал окружающее сразу всеми пятью чувствами, чего Латимер еще не требовал от него ни разу. Миссис Понтевеччио доверяла мне и, казалось, радовалась возможности поручить сына моему попечению.

Чего не скажешь о Фермане. Вечером того самого дождливого воскресенья я зашел к нему в комнату. Он всячески избегал моего взгляда, довольно грубо встречал мою болтовню, а потом и вовсе придумал для себя какое-то дело за пределами дома — лишь бы отделаться от моего общества. Я не стал придумывать объяснения всем этим переменам, ведь, честно говоря, я не очень-то и знал его. Но во всем этом была нотка какой-то фальши... Читая эти строки и глядя на происходившие события со стороны, вы, Дрозма, вероятно, сразу поняли суть случившегося. Я же не понял — тогда. Я только думал, что тот Ферман, которого я уже узнал, не стал бы молчать, если бы начал подозревать обо мне что-то гадкое, и высказал свои подозрения напрямик. Угрюмое отчуждение его характеру было не свойственно.

Недели через две после этой перемены с Ферманом Роза поделилась со мной своей тревогой. Сырым утром она убирала мою комнату, бледная, тяжело дыша. Когда я убедил ее отдохнуть, она со словами благодарности села в кресло.

— Ох! — вздохнула она.— Смогу ли я встать снова?.. Скажите, Бен, когда вы были мальчиком, входили вы когда-нибудь в эти самые... детские банды?

Я предпочел не касаться моего собственного детства:

— Не думаю, что Анжело занимается подобными делами.

— Да?.. Вы добры к нему. Я вам очень признательна.

Помню, я еще подумал: "Странно, что она относиться ко мне с таким дружелюбием, если Намир воспользовался ядом клеветы!"

— Вы знаете, я чуть было снова не вышла замуж,— продолжала она.— Мне казалось, что Анжело очень сильно нуждается в отце. Не следовало мне столько работать, теперь я понимаю.— Она вытерла пот со своего доброго, круглого, печального лица и поправила обернутое вокруг головы полотенце.— Он с достаточной уверенностью сказал вам, что не собирается войти в банду Билли Келла?

— Пожалуй, нет. Но, возможно, банда — это не так уж и страшно, Роза?

— Это страшно. Они устраивают драки... и не знаю, что еще. Я никогда не могла понять, что для него лучше. Все, что я могу, это проверить счет от бакалейщика. Как я вообще могла родить такого ребенка? Я, простая, как дорожная пыль...

— Это не так.

— Вы знаете, что это так,— сказала она безо всякого кокетства.— Кстати, отец Джад... он уже умер... он окрестил его Фрэнсисом. Это была идея Сильвио. В честь, знаете, благословенного Франциско ди Ассизи[19], так что настоящее его имя Фрэнсис Анжело, но имя Фрэнсис так к нему и не приклеилось. Когда ему еще не было года, он выглядел как... как... В любом случае я должна называть его так, как решила я... Бен, вы не могли бы поговорить с ним о том, чтобы он не вступал в эту банду? Вы могли бы сказать, что я... что я...

— Не беспокойтесь. Я обязательно с ним поговорю.

— Ведь если он вступил, я, возможно, даже не узнаю об этом.

— Он бы вам сказал.

Выражение ее лица вполне определенно говорили, что существует достаточное количество вещей, о которых он ей не рассказывает.

— Кстати, Роза, мистер Ферман злится на меня?

— Злится?! — она была изумлена. А затем торопливо объяснила: — О, это из-за жары. Он ее плохо переносит. Мне самой всю последнюю неделю было тяжело общаться с ним.

В этот день я вывел свою машину — мы с Анжело назвали ее "Энди" в честь Эндрю Джексона[20], потому что она всегда вздорно скрипела корпусом,— и поехал к "ПРО У ТЫ". Я знал, что в этот час Шэрон должна отправляться в опустевшую школу на музыкальные занятия. Она приняла предложение подвезти ее со снисходительным спокойствием.

— Мне кажется, Шэрон, тебе следовало бы иметь дома свое собственное пианино.

— Миссис Уилкс говорила им, что надо. Но мама, как всегда с мигренью,— вежливо сказала она.— А кроме того... В школе хорошее пианино. Миссис Уилкс — ужасная. Но я люблю ее за понимательность.

— Хотелось бы когда-нибудь с ней познакомиться.