Зеркало для невидимки

Полутьма, притушенные огни. Высоко над головой вращается зеркальный шар — блики его, как серебряный дождь, скользят по рядам притихших зрителей.

Под куполом воздушные гимнасты Волгины. Музыка нежная, тревожная. Трепетная, одним словом.

Пригибаясь, Колосов быстро поднялся по лестнице, стремясь найти свободное место в задних рядах, чтобы, когда зажгут свет, манеж и зал были как на ладони. Где Катя? Последние сведения о ней, переданные перед началом представления ему в машину по рации от наблюдателей, сообщали, что она среди зрителей.

Когда вспыхнул свет, он увидел ее. Катя сидела в третьем ряду на противоположной стороне. Смотрела на арену. А на три ряда выше ее Колосов увидел двух своих сотрудников. В джинсах и застиранных футболках, с бутылками пивка, они походили на подвыпивших гуляк или на «челноков», решивших после трудового дня на ярмарке маленько поразвлечься.

А у самого прохода с противоположной стороны сидели трое «лиц кавказской национальности». Это были одни из лучших сотрудников оперативно-поискового управления. Но вид сейчас имели такой, словно только что продавали с колес у Стрельни азербайджанские арбузы.

Представление Никита видел и не видел. Видел в основном Катю там, на противоположной стороне…

Старался, правда, следить, нет ли в программе изменений, все артисты сегодня работают или кто-то отсутствует. Но это получалось с трудом. Мысли его неотступно вертелись вокруг звонка Коха. Что еще стряслось? Почему он так срочно и так настойчиво вызвал его сюда? Что он обнаружил?

Программа шла своим чередом. В ней не участвовал лишь Баграт Геворкян. Его место заняла та самая реприза Романа Дыховичного «Пьяный на манеже».

Никита, машинально наблюдая за клоуном, отметил, что тип этот, несмотря на свое отнюдь не бутафорское пьянство, чрезвычайно ловок, подвижен и очень силен. Для того чтобы проделывать такие головокружительные кульбиты, антраша и кувырки, так рискованно падать и так пружинисто вскакивать, нужны были архитренированное тело и железная мускулатура.

После номера Липского, где дрессированная слониха, как и прежде, бросалась «кирпичом», а Гошка-"подсадка" кружил на роликах, наступил короткий антракт. Из динамиков жизнерадостно гремело «Любэ», рабочие на манеже в пожарном порядке монтировали клетку. По цирку сновали продавцы мороженого, пива, чипсов и жевательной резинки.

Вот свое место у боковой двери клетки занял Генрих Кох. А потом марш, барабанная дробь как горох.

Свет на мгновение погас, затем вспыхнул ослепительно ярко. И на манеж вышел Валентин Разгуляев.

По рядам волной прошли аплодисменты. Разгуляев приветствовал публику. Казалось, он внимательно оглядывает зал. Тут с лязгом поднялся решетчатый заслон, и по тоннелю один за другим резво выскочили на арену пять леопардов и черная пантера. Рассадив зверей по тумбам, Разгуляев попятился к боковой двери. И они с Кохом о чем-то быстро заговорили.

Точнее, как видел Колосов, говорил Кох, Разгуляев кивнул, точно соглашаясь. А потом — быстрый жест — он дружески толкнул своего помощника кулаком в плечо, попал, правда, в сетку. И они сразу же разошлись. Разгуляев — на середину манежа в полукруг стерегущей его «группы смешанных». А Кох быстро переместился от двери ближе к выходу в тоннель. Если бы Никита мог увидеть со своего места, он бы понял, что именно там к крану подключен брандспойт.

Опять же, если бы он более внимательно следил за аттракционом, он бы заметил, что в номере Разгуляева произошли изменения: самый опасный для дрессировщика трюк — «пирамиду» он в этот вечер продемонстрировал трижды.

Однако Никита не столько следил за аттракционом, сколько смотрел на часы — быстрее бы вся эта дрессированная буза кончалась. И вот наконец-то!

Прощальный парад-алле, шумные аплодисменты, потом — пустая арена. Хлопки откидывающихся сидений. Гул голосов — публика двинулась на выход.

Никита следил за Катей. Она пребывала в нерешительности. Но вот тоже поднялась, начала медленно спускаться. «Лица кавказской национальности» двинулись следом. Что ж, Катя пока в надежных руках.

И в этот миг Колосов внезапно заметил еще одного человека, который явно стремился не упустить Катю из вида. И нельзя было сказать, что тип этот был Колосову совершенно незнаком. Но вот он смешался с толпой у выхода и.., словно растворился в людском потоке. Катя не заметила ни его, ни следовавших за ней на некотором отдалении сотрудников оперативно-поискового отдела.

Никита подошел к манежу. Где, черт возьми, Кох?

И, словно подслушав его мысли, помощник дрессировщика материализовался из толпы. Увидел Колосова, едва заметно кивнул: следуй за мной. Никита обогнул арену и тут же у кулис попал в столпотворение артистов и служителей. Еле протиснулся к Коху.

— Слушай, давай быстрее, мне надо тебе кое-что показать, пока наши еще тут чухаются. — Кох не поворачивался, Колосов слышал его тихий жаркий шепот:

— Не хочу, чтобы нас засекли. Иди к львятнику, я сейчас.

Никита вышел во двор. Ночь. Дальние огни многоэтажек. Темный пустырь за оградой. У львятника Кох уже ждал его, с беспокойством озираясь по сторонам.