Зеркало для никого (СИ)

— Я передала эту фотографию Чин-Лу, может быть тебя повесят на доску почета, — ни ее голос не выражение лица не выдали истинных мотивов ее действий. Если Чин-Лу и могла закрыть глаза на мое фото, размещенное в Сети, то распечатка, на которую обратила внимание одна из ее топовых учениц должна была вызвать ее реакцию. И явно не такую, чтобы мою фотографию повесят на доску почета. В конце концов не пристало школьникам находиться в местах вроде Джаз-поэт клуба.

— Это очень мило с твоей стороны, — сквозь зубы выдавила я, стараясь выглядеть польщенной ее вниманием и достаточно глуповатой. Тахира поняла, что так просто вывести меня из себя не удаться:

— Ты великолепно вышла на этом снимке. Но умение блистать перед камерами, это у вас семейное, как у твоей сестры… как ее звали?

— Ее звали Мист. – вдруг мне стало очевидно, отчего Тахира весь день вела себя как затаившаяся змея. Упоминать о тех, кого вытурили из Зеленого города было плохо, называть их имена публично, еще хуже: – И она была потрясающей. Умной, доброй, ее обожали все без исключения.

Я говорила правду и плевать, что мой рейтинг молниеносно опустился вниз с оценки 9.10 до 8,48, захотелось еще что-то добавить, захотелось сказать, что я до сих пор люблю и скучаю по Мист, и что ей в подметки не годится пустая вертихвостка, вроде Тахиры. Не успела я открыть рот, как мягкий голос вмешался в наш диалог:

— Тахира, я как раз хотел с тобой поговорить, — Тео, чьи глаза спокойно следили за происходящим, вдруг подошел и встал между нами, своей фигурой оттесняя меня. Тахира растерялась, позабыла о нашем с ней споре и молниеносно переключилась на Тео, а меня увела Амалия.

— Вот стерва, — выругалась она, глядя на флиртующую во всю с Тео девушку, — она специально вывела тебя на разговор о сестре.

Я только махнула рукой, хорошо, что Тео вмешался, если бы я сказала все то, что хотела, плакала моя возможность поступить в медицинский.

— Ты хочешь пойти со мной в городскую библиотеку? Завтра история, — напомнила я подруге.

— Пусть наш историк и мега красавчик, даже ради него я не готова на такие жертвы. Никогда не была в местах, наполненных пыльными, вонючими книгами и не собираюсь. У меня мурашки от мысли, что мне придется что-то перелистывать. Скачаю домашку из Сети, все равно разницы никто не поймет — рассмеялась Амалия. Она, как сегодня многие, терпеть не могла бумажных изданий, считая, что книги это не гигиенично и что в них водится много клещей. Я была к ним более привычна потому что папа держал дома библиотеку. Книги, журналы. В детстве мы листали книжки с картинками, там были слоны и медведи, бумага была толстой и продавленной так, что пальцы могли гладить очертания зверей. С тех пор книги я люблю. Пусть это и не модно.

Путь к библиотеке Зеленого города проходил сквозь кленовую аллею, расположенную в бескрайнем ущелье, где старички-клены, еще не модифицированные, а потому живущие сезонным ритмом, сбрасывали пожелтевшую листву.

Я подцепляла ногами листья и откидывала их прочь и вспоминала детство, тогда мы с Мист были очень близки. Мы без остановки предавались разным милым играм: прыгали через веревочку, рисовали мелками перед домом, играли в мяч. Мама всегда казалась такой счастливой, папа тогда начал получать повышение за повышением. Многим позже я поняла, что его успех и наши детские игры были тесно связаны, тогда на нас стало подписываться огромное количество Зрителей. Маленькие мы об этом не думали, в наших глазах еще не были установлены камеры, а каждый жест и взгляд еще не имел такого значения, каким стал после того, как Мист исполнилось 14.

Старое здание библиотеки были тем немногим, что осталось от города, пока он не стал Зеленым. В том месте, где сейчас росли клены когда-то протекала река. Она уходила в озеро, которого уже тоже нет. Чтобы подняться к ней, нужно было идти вверх по лестнице, перепрыгивая норовивший захватить ее плющ и уклоняться от веток диких растений, которые, кажется, десятилетие уже никто не стриг. Когда я, тяжело дыша (сказывалось вареное брокколи на обед), поднялась вверх, то была поражена монументальностью здания, которое предстало моим глазам. Я коснулась серого камня, ощутила его шершавость и тяжесть прошедших столетий.