Зеркало для сновидца (СИ)

  ...В Ладрос он попал не сразу. Неся зеркало в сумке, заброшенной на плечо; неся его так, как носят щит, с болот Зорге вышел к какой-то деревне. Оттуда - отправился дальше. У него не было цели, его нигде и никто не ждал. Поэтому он решил: может, стоит добраться до побережья? И до побережья добрался, по дороге найдя работу и спутников.

  Работу себе по призванию он потом находил ещё не раз, и не в одном поселении задержался. Побережье всё так же смутно манило его, но попасть туда не было делом срочным. Так что въехал Зорге в Ладрос только год спустя. Там завёл новые знакомства, нашёл новых, других совсем нанимателей. Портовый город - пересечение многих путей, средоточие многих богатств. Кем был Зорге Керсо, чтобы отказывать людям, которые готовы платить хорошо за услугу? Нет, свой выбор он однажды сделал. И все прочие были лишь его бледным подобием.

  Иногда он отказывал, впрочем - если считал, что делу лучше остаться несделанным. И сказал своё "нет" человеку из тех, что хотели разыскать трофеи-сокровища Цейна. (Слух о пропаже наёмника гремел уже повсюду). Возможно, тот решил потом: колдун испугался. И Зорге, возможно, и правда боялся. Не будущего только - прошлого; и оставшихся там трёх своих смертей.

  В Ладросе он провел ещё год. Другую одежду теперь носил, много вещей узнал и скопил достаточно денег. Выучился читать и писать по-настоящему хорошо; говорил же так, что люди уже не догадывались, откуда он родом. Его, однако, начало грызть ночами какое-то беспокойство - а в последнее время даже и в солнечный полдень.

  Причин Зорге не понимал. В Ладросе было довольно работы и золота. Раньше он мог лишь мечтать о подобном. Чего и зачем ещё хотеть?

  И всё же, этому убеждению вопреки, стал (и уже не мог перестать) размышлять об империи Шруд. Той самой, что лежала за морем и присылала - изредка только - своих немёртвых торговцев. Думать: не стоит ли отыскать способ пробраться на один из их кораблей? Ведь там, в империи, можно начать жизнь заново снова. И в новой жизни, если повезёт, отточить мастерство.

  Это было бы, впрочем, опасно: Шруд держала тайны своих чародеев цепкой мертвецкой хваткой. На том берегу никто не любил чужаков. Будь он Ралло Цейном, он бы, конечно, не медлил. Но он ведь не Ралло Цейн?

  Нет, всё это того не стоит, сказал себе Зорге. И размышления отступили.

  Вместо них пришли, впрочем, сны. Точнее, один-единственный сон. Снилась Зорге конница, вся в чёрных одеждах. Она надвигалась издалека, но не стеной. Каждый всадник - отдельно, каждый - на вороной лошади. Подобных нарядов он прежде не видел: настолько странно, неместно смотрелись они. Подумал даже - а нет ли похожих в империи? Но люди, на тот берег вхожие, не подтвердили его подозрений.

  Он слышал про сны вроде такого. Знал, что некоторых потом находят мёртвыми - утром после той ночи, когда навязчивый кошмар, наконец, настигает сновидца. Иногда ему даже казалось, что он видит на птичье-чёрных одеждах всадников черепа. И всё же Зорге не мог назвать конницу своим кошмаром.

  А потому считал, что это не сбудется.

  Больше всего из снов, однако, запоминалась не внешность всадников, а ощущение, что оставалось от них: туманное и будто бы шёлковое; совсем как печаль от белого Ладросского вина. А ещё было в них что-то вроде предчувствия - опасности, но также и новизны. И после пробуждения он вновь и вновь думал: не стоит ли изыскать способ сесть на корабль до империи Шруд?

  ...Думает Зорге и ещё об одном, но по-настоящему - только в вечера вроде такого. Когда он остаётся дома, хотя в его распоряжении целый город. В такие вечера Зорге смотрит на молчащее зеркало отравленной некогда, блуждающей где-то теперь, в чужом перекованном теле, богини. На зеркало Ершаллат, которое никак не удаётся разговорить.

  Смотрит и думает - не может ли быть так, что где-то по ту сторону зеркала всё закончилось по-другому? И это Ралло Цейн пьёт вино с его головой?