Зеркало души моей (СИ)

Папочка очень в редких случаях зовёт меня Белкой Эни, я сама попросила его в восемь лет не обращаться ко мне подобным образом, поскольку почувствовала себя взрослой девушкой, которой не пристало быть какой-то там белкой! Не солидно, знаете ли! И вот сейчас сердце маленькой девочки Эни тоскливо сжалось… Ничего, я со всем справлюсь, не будь я Аннабель Суонг!

* * *

Дни в Обители проходили под лозунгом: развиваем дух и тело. Первый развивался исключительно длительными медитациями, в чем я была не особо сильна.

Я в принципе не понимала, как можно расширить своё сознание настолько, чтобы в голове не было ни одной мысли. У меня же в голове жил целый рой, и каждая мысль жужжала надоедливой осой ежесекундно сменяясь на новую. Спокойствие и сосредоточенность не мое.

Вторая часть дня посвящалась развитию тела, и если Себастьян занимался борьбой на мечах, то мне в этом категорически отказали без объяснения причин, хотя я знаю, что вообще женщины имели допуск к занятиям. Мне же было предложено ухаживать за грифонами, поначалу я безумно радовалась и хвасталась перед Яном, но потом я узнала, что входит в понятие "ухаживать". В общем, я вся такая утонченная и благородная убирала грифоновы стойла со всеми исходящими из них (грифонов) последствиями. Но в самих животных я души не чаяла, и даже за все время практики мне удалось договориться с наставником о полёте на этом чудо-звере, что было не положено по морально-этическим принципам, ибо грифоны не транспорт, и не средство развлечения, а братья наши меньшие! Но и двух раз для меня было достаточно, будет что внукам рассказать.

Через месяц моих бесполезных медитаций, наверное магистр почувствовал всю мою безнадежность, мы перешли наконец к магической практике. Ну как перешли… Меня перенаправили медитировать не в белую комнату, а сад. Теперь я должна была сосредоточиться не на пустоте, а на окружающих меня вещах: дуновении ветра, плеске воды, тепле огня и силе земли. Это выходило гораздо лучше, и спустя какое- то время, я почувствовала, что и мысли мои стали чище. Так бы сразу меня и посадили в сад, а не комнату для душевнобольных, извините, для медитации!

Третья часть практики заключалась в том, что я должна почувствовать стихию и пробовать договориться с ней, приказывать и управлять — бесполезно, дружелюбие- вот залог успеха в моем случае. И, о, чудо! Огонь с лёгкостью поднимался над моей ладонью уже не жалкой искоркой, а небольшим пламенем, и даже мог облететь вокруг сада. С ветром было тоже самое, стоило мне представить как он гуляет по комнате, шевелит листья растений, как он по-моему желанию мог сдвинуть в сторону горшок с цветком, причем получалось сделать это так тонко, что рядом стоящие растения оставались на своих местах. Из воды у меня стало получаться ткать фигуры, а в земле из семечка проращивать небольшое растение.

Я, конечно, сказала, что все это происходило с лёгкостью, но только в том случае, если мне удавалось сконцентрироваться, а поскольку, этим талантом я не блистала… В общем было много усилий, проб, ошибок, обугленного и залитого, разбитого имущества и сгубленных цветов. Ничего никому просто так не даётся, дело в том, что кто-то будет заострять внимание на неудачах, а кто-то видеть свои победы. Последнее важнее.

Отдушиной моего пребывания в Обители были вечерние посиделки с Яном, магистры смотрели сквозь пальцы на то, как мы каждый раз после ужина убегали в одну из смотровых башен под предлогом "помедитировать на ночь". Конечно, как же… за день я не намедитировалась!

Хочу сказать заранее, ничем постыдным мы не занимались, наоборот, Ян оказался для меня родным и близким человеком, которого у меня никогда и в помине не было. Я, конечно, люблю батюшку, но с ним так не посидишь, свесив ноги с крыши и не поболтаешь обо всем на свете. За одни только свешенные ноги можно получить знатный разгоняй. Что касается сестры, то закрыв в глаза, я видела одну единственную картинку: всегда идеально прямую спину Элии, она сидит за фортепиано и изредка вполоборота одаривает меня учтивой улыбкой. Тут не до девичьих секретиков.

Зато Ян со своим старшим братом в детстве были не разлей вода, у них даже и прозвища имелись: беспощадный пират Шторм и его верный юнга Ветерок. Понятно, что кто старший тот и Шторм. Себастьян каждый вечер делился новыми воспоминаниями о приключениях пирата и юнги, чего там только не было: и строительство собственного плота, и поиска сокровищ в диковинном розарии их матушки, и кражи пирожных из-под носа у суровой поварихи.

— Ян, а воровать-то зачем? — удивлялась я, — Вас что не кормили сладостями?

— Можно диву дать, Аннабель, ты что никогда не воровала? — оживился мой собеседник.

— Нет, а зачем? Меня так всегда кормили. — пожала я плечами, ничуть не задетая его обвинительным тоном.

— Эх, — грустно вздохнул мой дорогой друг, а потом авторитетно заявил: — Да, потому что так — вкуснее!

Все равно непонятно, но я решила не выставлять себя совсем уж глупышкой и закрыть тему воровства до лучших времен.