Так за рассказом, мы добрались до места нашего интереса. У входа в мемориал стояли на вытяжку солдаты в добротной форме, вычищенных сапогах до блеска, с винтовкой со штыком. Они стояли и даже, по-моему, не моргали, смотрели вперед и ни один мускул не дрогнул на их застывших лицах. Честно говоря, мне было жаль этих мальчишек, стоявших на жаре, ветре в непогоду также, будто окаменели враз, не реагируя и даже не вздыхая. Двухстворчатые двери были открыты и мы вошли в святая святых советского государства. Было прохладно и полутемно. Звучала тихая музыка. Спокойно двигалась по лестницам очередь. И я увидела наконец вождей, как говорили тогда — мирового пролетариата. Стеклянный саркофаг на постаменте, где лежали рядом две фигуры — одна в гражданском костюме другая в военном френче с наградами. Руки вытянуты вдоль туловища, а не как у всех усопших на груди. Рядом у стен большие венки из цветов. Их запах смешивался с запахом воска или похожего чего-то, который как-бы просачивался через траурные черные стены с развешанными красными флагами в наклоне, приспущенными. Обстановка и в самом деле была странной — то ли плакать, то ли радоваться, что они хоть и мертвы, но вот здесь перед нами. То что многие вытирали слезы, выйдя из мавзолея, я видела. Это были в основном в возрасте мужчины и женщины. Видимо они жили при вождях и ценили их заслуги. На лицах же молодых виднелась торжественность и какой-то задор, мол, теперь можно идти в бой — причастились.
Я же вышла с чувством удовлетворения и некоей усталости. Так на меня подействовала сама атмосфера, да еще и вид пустой площади с великим произведением искусства — собором Покрова или как величали его сегодня собором Василия Блаженного. Как только его не снесли во времена борьбы с царскими то бишь с церковными атрибутами!
Заглядевшись на разноцветные купола, я вспомнила Кедрина и его поэму «Зодчие», которую так любила:
— И уже потянулись стрельчатые башенки кверху,
Переходы балкончики, луковки да купола,
И дивились ученые люди: — Зане это церковь?
Краше вилл италийских и пагод индийских была…
Подойдя ближе, почти к самой ограде, я пыталась высмотреть через узкие оконца в разноцветной мозаике внутренности храма, его роспись, иконы.
— Был диковинный храм богомазами весь размалеван,
В алтаре и при входе и в царском притворе самом.
Живописной артелью монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело византийским суровым письмом…
Постояв немного, уже без своего попутчика, который ушел за покупками в ГУМ, я всё не могла отойти от ажурной решетки, вцепившись в неё, хотя на ней висела табличка «Руками не трогать!», но я себя уже не контролировала.
— И стояла их церковь такая — словно приснилась!
И звонила она, будто их отпевала навзрыд!
И запретную песню про страшную царскую милость,
Пели в тайных местах по широкой Руси гусляры!
Тут меня кто-то тронул за плечо и я оглянулась. Передо мной стоял молодой милиционер и улыбался:
— Гражданочка! — Козырнул он мне. — Плакатик для кого написан?
Он показал в сторону и вверх, туда, где был прикреплено предупреждение. Я охнула:
— Простите, не заметила!
— Ничего, — продолжил он с улыбкой. — Будьте внимательны.
Ещё раз козырнув, он помедлил, будто еще что хотел спросить, а потом козырнул еще раз и нехотя повернулся и ушел. Я, поняв его реакцию на меня молодую симпатичную девушку, скорее приезжую, раз стою здесь, усмехнулась и решила обойти храм по окружности. Честно говоря, даже не ожидала, что он небольшой по своим масштабам, скорее какой-то карманный, что ли, но такой милый, что захотелось забрать с собой, и поставить в зале для любования. Игрушечный какой-то. Очень красивый! Я мысленно поклонилась ему, а скорее мастерам, создавшим такое чудо и грустно усмехнулась, вспомнив поэтические строки из того же Кедрина:
— А над всем этим срамом, та церковь была — как невеста!
И с рогожкой своей, с бирюзовым колечком во рту,
Непотребная девка стояла у лобного места
И дивясь как на сказку, глядела на ту красоту.
Вот и я постояла, полюбовалась, вздохнула и потопала назад домой, где меня ждала Глаша.
Глава 18
Вечером я вздрогнула от телефонного громкого звонка из кабинета генерала. Глаша подошла к аппарату и тут же позвала меня, махая рукой и улыбаясь:
— Сергей Витальевич! Иди скорее!
Я подскочила и выхватила трубку:
— Алло!
— Добрый вечер, Валюша! — услышала я и сердце забилось отчаянно. — Узнала?
— Да, конечно! — зазвенел мой голос. — Рада слышать вас!
— Жаль, что не смог проститься, — сказал он и как-то сник. — Надеюсь, ты не очень обижена? Письмо мое получила?
— Да-да! — зачастила я. — И совсем не обижена. Только расстроена, что не сможете меня проводить к первому сентября. Я так хотела видеть вас рядом.
— Ну, ничего, еще успеется. Скоро уже должен приехать.
— А как скоро?
— Думаю, дней через десять. Если всё пойдет нормально.
— Ох, как жаль! — вздохнула я, огорченно. — Уже третьего я уезжаю на картошку на целый месяц.
— Какую это картошку? — Повысил он голос в недоумении.