Как-то я просто не выдержала, и высказала ей всё, что о ней думаю, когда случайно заглянула в гардеробную, чтобы погладить и увидела, как та надела …мою шубу! И еще вертится в ней! Я ахнула, а она тут же начала извиняться и мямлить, что такого никогда не видела, вот черт её и попутал!
Но добила меня все же Антонина.
Как-то возвращалась я довольно поздно, оформляли стенгазету, и она преградила мне путь.
— Ну, что? Уехала твоя защитница? — встала она руки в боки. — Теперь ты ей не нужна, а генерал тебя скоро выкинет как паршивого кутенка. Разрешение-то на прописку заканчивается! — съязвила она. — Кончилась твоя красивая жизнь. Чеши в клоповник общежитский! Там твое место! Ишь, надумала — генерала охмурять! Бесстыдница! Уж ежели не съедешь, сообщу о твоем поведении в институт в комсомольскую и партийную ячейку. Там быстро тебе хвост приструнят!
Я чуть было не рухнула от её ядовитых слов и от неожиданности не знала, что и сказать. Побежала домой, и только в столовой заметила испуганный взгляд Люси. Она поняла, что облажалась и я расскажу об этом и тем самым могу повлиять на решение генерала. Когда я обращалась к нему с любым вопросом, он всегда меня внимательно слушал и делал всё, о чем я просила. Люся понимала, что стоит мне сказать ему пару слов, и она поедет в свой магазинчик месить грязь. Здесь же она на правах домохозяйки в прекрасной генеральской квартире и уже начали приседать перед ней другие домработницы и даже жены, чтобы узнать последние новости о плоде их отчаянных потуг — холостяке генерале. А она и рада, распустила хвост и выслушивает льстивые речи.
Об этом мне поведала Глаша, а ей Иваныч, который все слышал и видел творившееся вокруг. Я просила его рассказать всё Сергею Витальевичу, но тот отвечал, что генерал знает и ему все равно.
— Захолодел он как-то, — жаловался мне ординарец, — перестал даже улыбаться. А раньше шутил! — вздыхал он.
Вскоре и Иваныч вышел в отставку и к генералу приставили молодого сержанта. Паренек был скромным, слегка зажатым и молчаливым. С ним я познакомилась перед самым отъездом, и он помогал перевозить мои вещи. В общежитии Ленка командовала им, а он, глядя на нее с восхищением, делал, как она говорила. Ей же доставляло удовольствие, и это было заметно. Потом, уже немного позже, она рассказала нам, что Володя, шофер генерала, питает к ней чувства, и они начали встречаться.
— Вот и я побывала на твоем месте в машине, где ты ездила госпожой! — ехидничала она, рассказывая о том, как и куда, подвозил ее Володя.
— Вот узнает генерал, — выговаривала её Маша, — настучит твоему Володьке по башке. Ишь, что надумал! Цацу свою возить на авто хозяина!
Ленка кривилась и говорила, что не будет больше с нами делиться. Мне же было неприятно.
— Это же надо из такой тихони и мямли выросла такая фифа! — возмущалась Маша, когда мы остались одни. — И всё моё попустительство. Пригрела змею на груди! Ах ты, мелкая зараза!
Я смеялась её возмущению и успокаивала, что мне уж все равно.
— Было и прошло.
Вздыхала я, но она видела, что не прошло, и продолжала ворчать, что приведет её в порядок обязательно.
— Ишь, хвост распустила, а все мое потакание и снисходительность!
Я неплохо устроилась в комнате. Койка стояла голова к голове с Машей, и мы иногда шептались с ней даже по ночам. Нам было, что рассказать друг другу.
Мой брат писал ей раз в три дня, и она зачитывала мне их от начала до конца. Тогда я поняла, что их отношения удачно развиваются. Писал и мне, правда не так часто, как подруге, но я и так знала, как идет у него служба и что он собирается делать в следующую увольнительную. Я радовалась им, видя, как совсем другой становилась она: более мягкой, более покладистой и веселой. Хотя, как староста была также строга ко всем. Без исключения. Кроме меня, конечно.
Общежитие было столичным. Я помнила свою юность и те помещения, в которых прожила три года. Здесь же большие светлые комнаты, хоть и многовато народу. Хороший туалет, чистый и приличная душевая. Столпотворений не было, все ходили в свои дни и на двери висел график посещений. Было удобно. Постирочная и гладильная, кухня с несколько газовыми плитами и разделочные столы. Здесь тоже были графики уборки, и поддерживалась относительная чистота. Хотя засилие тараканов было на высоте! Как же без них!
Каждый вторник месяца проводилась травля этих сожителей. Они исчезали на время, а потом восстанавливали свои колонии. К этим мерзким паразитам все привыкли и даже мальчишки устраивали тараканьи бега, собирая их в стеклянные банки, и потом выпускали по нашим разделочным столам, наблюдая какой быстрее доберется до следующего края. Делали денежные ставки и, конечно, упускали их чаще, чем ловили. Мы и ругались и даже били пацанов полотенцами, когда уж совсем расходились, а те нас пугали, бросаясь своими рыжими спортсменами. Девчонки визжали, а они хохотали, складываясь пополам.
— Шалопаи! — улыбалась я. — Мальчишки совсем ещё!