Зеркало грез

Расскажи мне, милый, обо мне.
А слукавишь, все равно поверю.
Правда – хорошо, а счастие – вдвойне,
Я ему скорей открою двери.
Расскажи, что я твоя судьба
И дороже нет на белом свете,
Что ты счастлив, лишь меня любя,
И мечтаешь, чтоб родились дети.
Расскажи, что я твоя заря
На прекрасном небосводе ясном.
И что годы не проходят зря,
Вместе мы остались не напрасно.
Истина семейной жизни так проста:
Если очень хочешь стать счастливым,
Сердце напои любовью и уста,
Счастьем одари меня, любимый.
Не жалей любви заветные слова
И сокровище бесценное получишь.
Откровеньем снизойдет к тебе молва:
Правда – хорошо, а счастье все же лучше.

А ведь замужество для Сони стало самой настоящей ловушкой: ни любящего мужа, ни собственных детей. Неужели Федор не понимает, что их брак разваливается прямо на глазах? Теперь у Сони вместо своих деток появятся сразу трое чужих. Да-да, чужих! Ведь родственники они для нее лишь до тех пор, пока она остается женой Федора.

Соня прилегла на кровать. Сейчас ее дворец любви и счастья сияет ярким светом. Как было бы хорошо, если бы это длилось бесконечно долго. Придет ли когда-нибудь время, когда она начнет делать то, чего хочется ей самой, а не кому-то другому? И чего же Соне хочется?.. Неужели уже забыла?!

«Словно перед бурей», – думала она, закрыв глаза и слушая настороженную тишину ее замка любви и счастья, готовящегося к шумному захвату гостями – а может, уже хозяевами? Соню снова охватила обида на мужа. Эта безумная любовь к родственникам не идет ни в какое сравнение с его любовью к ней. Да и с интимной жизнью…

Она вдруг спохватилась и попыталась направить сознание по другому руслу. Слишком поздно. Ум цепко ухватился за нечаянно проскользнувшие мысли и принялся развивать их, навязывая яркие воспоминания прошлого и сдабривая их подробностями, которые по-хорошему следовало бы забыть навсегда, словно их никогда и не было. Услужливое и подобострастное сознание подсовывало ей одну картинку за другой, и Соне ничего не оставалось, как мысленно их комментировать.

Федор понравился ей солидностью и решительностью, весь вид его говорил, даже кричал о том, что с ним любая женщина будет жить как у Христа за пазухой. Красавец и любимец публики, покоритель толпы и женских сердец, искусный оратор и обольститель, а также большой умница, знающий обо всем на свете и умеющий рассказывать так увлекательно, как никто другой.

Ну как было Соне не влюбиться в него, не согласиться стать для него единственной и неповторимой? Даже тактичность в интиме говорила в его пользу. У других мужчин при виде Сони и ее прекрасных форм тут же начинали пылать глаза, в которых она видела лишь голую страсть. С Федором все было по-другому. Ей импонировала его напускная сдержанность, хотя не увидеть, что он чувствует то же, что и другие, было невозможно. Этот короткий, но заинтересованный пылкий взгляд не укрылся бы ни от одной женщины. Тактичностью и ненавязчивостью Федор словно подтверждал серьезность своих намерений.

Квартира в новом доме, где они собирались жить после свадьбы, требовала чистовой отделки, а потому временно молодожены поселились у хлебосольной Раисы, которая и слышать ничего не хотела ни о каком съемном жилье: «Да неужели я позволю единственному брату слоняться по чужим углам!» Федор спорить не осмелился, и они остались у нее в отведенной для них комнате.

Ничего путного о своей первой брачной ночи Соня вспомнить не могла. Все случилось как-то впопыхах, в темной – хоть глаз выколи – комнате, и оставило в памяти только недоумение. Похоже, по-другому и быть не могло, так как за стеной копошилась Раиса, укладывая спать раскапризничавшихся детей. Осознание того, что в любой момент кто-то ворвется к ним или просто заглянет в их «брачные чертоги», отвлекало Соню, не позволяло сосредоточиться на собственных ощущениях, поэтому единственное, что она тогда испытала, это страх быть пойманной на месте преступления.