Зеркало грядущего

Принц уже не понимал, как он мог испугаться эту старую слепую женщину. Хотя почему старую? Он попристальнее вгляделся в фигуру Марны. Пожалуй, ей не больше сорока зим. В таком возрасте дворцовые кокетки еще имеют дюжины любовников. Он стал пытливо рассматривать высокий стройный стан Марны. Оказывается, под пестрым варварским одеянием легко узреть волнующие очертания крепкой груди. А ноги! Ноги в просторных шароварах тоже недурны: упругие икры, круглые коленки.

Неожиданно Валерий почувствовал нарастающее вожделение в чреслах и до боли в пальцах сжал рукоятку меча. «Что с тобой принц? – мысленно одернул он себя, – возбудился словно юнец, подглядывающий за девичьим купанием!» Он посмотрел на Марну. Будет неловко, если она почует его страсть. Но колдунья не обращала на принцев ни малейшего внимания, потроша тушку с мясницкой сноровкой. Порывшись внутри, она извлекла из распоротого чрева осклизлый ком перепутанных красно-бурых внутренностей и слякотно шлепнула его о камень. Ее пальцы, вымазанные в крови, ловко перебирали птичьи потроха, при этом ведьма что-то бормотала. Слов почти не было слышно, лишь шевелящиеся губы мелькали в прорези жуткой маски.

Шамарец напряг слух и попытался разобрать нашептывания ведьмы. Ему удалось уловить обрывки фраз о желудке со впадинами, о черных внутренностях и синей печени, которые сулят печаль и горе в стране царя.

Валерий зевнул. Это зрелище начинало его утомлять. Непонятно, чем так привлекла его братца эта странная вещунья. Право, стоило посетить ближайший ярмарочный балаган, чтобы увидеть нечто похожее.

Он вопросительно посмотрел на Нумедидеса, рассчитывая обнаружить на его лице похожие чувства, но принц словно окаменел. Его маленькие глаза завороженно смотрели на руки Марны, а губы, казалось, повторяли ее бормотание. Но больше всего Валерия поразили руки его спутника. Казалось, они в мгновение ока распухли, напоминая толстых белых личинок могильных червей. Пальцы сжимались и разжимались, некогда ухоженные ногти приобрели синюшный оттенок, словно у утопленника. Валерий поморщился. Воистину, кузен был благодарным зрителем! Ему самому вдруг сделалось противно.

– Внемлите нам, принцы!

Валерий непроизвольно вздрогнул, так неожиданно загремел голос Марны. Ему почудилось, что далекое лесное эхо подхватило эти звуки и пересмешливо завторило «… принцы, принцы…»

– Внемлите нам, принцы! – повторила Марна, протянув к алтарю руку с чудовищно длинными ногтями. – Внемли, шамарец, хотя душа твоя вожделеет, трепещет, словно птица в клетке, и гонит от себя пророчества. Но разверсто Зеркало Грядущего, и слова наши тысячекратно зазвучат в ушах твоих, когда Колесо Рока сомнет тебя, словно былинку! Еще до восхода солнца ты изопьешь из чаши скорби, и сотворенное тобой изменит рисунок созвездий, растворит бездны мрака и выпустит Тьму…

Валерий похолодел. Что там несет эта ведьма? Почему он, чурающийся любой ворожбы, выпустит Тьму? Что она мелет? Он непроизвольно сделал жест, отвращающий демонов, и едва сдержался, чтобы не завопить: «Не трогай меня! Не трогай! Гадай братцу моему! Это он привел меня сюда!»

– …и сойдутся древние боги в Битве, и Кровавый Волк пожрет луну и зашатается Трон-Рубин под копытами Цернунноса! – зловеще вещала Марна, – Но все это будет ничто пред тем, когда наступит Час Дракона! И Четверо, обличенные Властью Сердца, пробудят Зло! И тогда восстанет из мрака Тот, Кто Спал Тысячу Зим, и содрогнется твердь, и потекут реки крови, и потемнеет небо, и вороны будут кружить над пепелищем!

«Цернуннос! Цернуннос!» – вторили помертвелые губы Нумедидеса, а руки его с растопыренными пальцами напоминали оленьи рога.

– Ты! – взвыла Марна, указав на Валерия. – Ты избран Великим, чтобы разрушить Небесный Чертог Солнцерогого! Ты отворишь путь Истинным Богам! Ты и три сына Мглы: Рожденный Кречетом, Обретший Сердце… Третьего не зрю в Зеркале Грядущего, ибо лик его смугл и ничтожен!

Она схватила птичьи потроха и принялась швырять их в очаг, внезапно вспыхнувший черным пламенем.

– Грядет Время Горя, – вдруг неожиданно ровным голосом произнесла она, – и начало наступит через три поворота клепсидры…

И эти последние слова прозвучали так жутко, что Валерий не выдержал и с криком бросился в лес…

Он мчался не разбирая дороги, ломая кусты и спотыкаясь о коряги. И остановился, чтобы перевести дух в густом ельнике, взмокший, с исцарапанными руками, с засыпанными пожелтевшей хвоей спутанными волосами, и самое ужасное – безоружный. Его угораздило где-то оборонить свой кинжал. Он более ничем не напоминал аквилонского нобиля и стоял с округлившимися от страха глазами, дрожа среди вечернего леса, словно испуганный ребенок. Последние лучи заходящего солнца окрасили багрянцем дрожащие еловые лапы, и он с ужасом понял: через пару четвертей клепсидры наступит непроглядная тьма! Что будет делать он один среди этого зловещего леса, полного жутких существ, – седых клыкастых оборотней, хищных карликов-лепреконов и ядовитых ехидн?