Зеркало грядущего

Он прилежно изучал хайборийские языки, а также обычаи большинства западных стран, до боли в глазах вчитываясь в угловатые северные руны и перевернутую вязь шемской скорописи. Длинными зимними ночами, холодея от ужаса, он разбирал кабаллистические знаки манускриптов некромантов Ахерона; которые бережно припрятал в Ночь Избиения Волхвов, и тени неведомых существ начинали шелестеть в темных углах дворцовых покоев. Он постигал науку составления ядов, практикуясь на собственных рабах, совершенствовался в искусстве тайнописи, часами упражнялся с холодным оружием, доведя до совершенства свое умение фехтовать всеми мыслимыми способами и научился стрелять из лука и арбалета не хуже какого-нибудь бритунского йомена.

Ровно через год его демон-покровитель, как видно, вспомнил о нем, поскольку примчался гонец из Бельверуса с подписанным указом короля – барон Торский назначался главой посольства в Аквилонию. Амальрик воскурил жертву Митре, считая, что сам Бог Солнечной Справедливости помогает ему в задуманном. Но удача не была последней, через пару лун он познакомился на каком-то приеме со смуглым надменным коротышкой, который называл себя принцем Тараском, был в родстве с царствующей фамилией и страстно мечтал о короне Немедии, хотя между ним и ей стояли не только Нимед, но и три его сына. Опальный принц строил далеко идущие планы, и Амальрик рассудил, что Митра послал ему неплохого помощника для достижения его собственных целей.

План Амальрика был прост и, как ему казалось, безотказен. Между Вилером и Нимедом был подписан пакт о взаимном ненападении и вечной дружбе. Прозорливый король не зря заигрывал с могущественным западным соседом, понимая, что его собственное благополучие во многом зависит от Аквилонии, ибо пока Вилер правит в Тарантии, он сам сможет наслаждаться негой и покоем, не помышляя об усилении армии и изменении границ, – войны не будет. Но барону Торскому позарез нужна была война: это позволило бы нанести серьезный удар по правлению Нимеда, который поостережется дать должный отпор завоевателям, и, пользуясь поддержкой воинственной немедийской знати, посадить марионетку Тараска на Трон Дракона, где он пробудет ровно столько, сколько нужно Амальрику, а когда он станет ненужным… В конце концов Бельверус будет иметь настоящего владыку – Амальрика Торского.

А пока… Пока он вынужден прятаться под личиной недалекого, жизнерадостного Посланника дружественной державы.

Но только пока… Пока жив король Вилер…

ОБРАЗ МАСКИ

Выехав за околицу деревеньки, совершенно обезлюдевшей в часы полуденного зноя – лишь далекая песня жнецов в поле, да шум крыльев ветряной мельницы нарушали тишину этого царства мертвых – барон Торский направил лошадь к лесу. Несколько шагов, лениво потявкивая, за ним протрусила шелудивая собачонка, но и она вскоре отстала. Больше же никто не попался ему на пути.

Не спеша он подъехал к лесной опушке и чуть осадил свою гнедую, смакуя живительную тень, которая даровала блаженство его разогретому, напитанному теплом телу. Взмыленная кобыла строптиво косила глазом и мотала головой, требуя отдыха, но немедиец, постояв немного, сурово пришпорил ее, заставляя свернуть на лесную тропинку.

Здесь, под сенью вековых дубов и грабов, царил полумрак. Земля была влажной, и копыта коня негромко чавкали по грязи, баламутя ровную поверхность мелких луж, синих от утонувшего в них неба. Казалось, лес живет собственной жизнью, и суровая сушь, царившая вокруг, опасалась вторгнуться в зеленые дубравы, еще не успевшие покрыться разноцветным осенним убранством. Амальрик был рад возможности насладиться прохладой, – путь по выжженной солнцем равнине утомил его, и он с грустью вспоминал вчерашнюю недолгую грозу, которая спутала ночное веселье. «Жаль, что Митра не даровал хотя бы немного влаги этим несчастным землям, – подумалось ему, – Как было бы хорошо скакать по дороге, когда извечная пыль прибита крупными дождевыми каплями, а в воздухе чувствуется свежесть, словно ты приближаешься к морю». Посланник вспомнил жалобы одышливого Нумедидеса, всегда страдающего от жары, и расхохотался, спугнув раскатами смеха желтую иволгу, которая до того, вцепившись коготками в хрупкую ветку, недоуменно вертела головой, разглядывая диковинное существо, передвигающееся по заповедной тропке.

Чуть дальше дорожка стала совсем незаметной, и Амальрик, спешившись, повел лошадь в поводу, опасаясь, что сидя в седле может сбиться с пути. Пот, что градом катил по телу на солнцепеке, постепенно высыхал, и немедийца начал пробирать озноб. В этих сумрачных даже в яркий погожий день засеках ему всегда делалось не по себе, и он начинал тосковать о просторах, залитых солнечным золотом, не переставая дивиться переменчивости человеческой натуры, совсем недавно мечтавшей о сени еловых лап как о недоступном благе, стремясь укрыться под тенистым пологом от нестерпимого зноя.