– Нет, отче, китайский строй в мире «Рассвета» – это далеко не тот коммунизм, который мы надеемся создать. «Муравьиный лжесоциализм» – вот какое название придумал бы для него в будущем не кто иной, как товарищ Ефремов, судьбой которого вы недавно интересовались. Фактически же в том мире проиграли все. Мы говорим, что Октябрь семнадцатого был величайшим событием двадцатого века. Это правда – потому что он перевернул не только нашу страну, но и весь мир. В лучшую сторону – ведь именно после него капиталисты вынуждены были обеспечить народу лучшую жизнь, «чтоб не случилось как в России»: восьмичасовой рабочий день, оплачиваемые отпуска, больничные, пенсии, размер оплаты не меньше установленного минимума. Иначе было бы – как у Джека Лондона в «Железной пяте». И к тому еще катится там, в будущем – если нет социализма, то зачем нужно церемониться с работниками и уменьшать свою прибыль? Нашему народу и нашей стране там трудно, потому что приходится сражаться сразу на двух фронтах: внутренний, за то, что «капитализму в России не бывать», и внешний, когда политики Запада уже не стесняются открыто говорить, что их категорически не устраивает вовсе не политический строй, а стремление России быть независимой, вести свою собственную политику, а не подчиняться «мировому сообществу». Которое показало там свою гнилость – это и «пузырь» в экономике, что готов лопнуть с совершено непредсказуемыми последствиями, и моральное разложение, когда эти, кхм… нетрадиционные становятся более уважаемыми, чем нормальные люди – фаза обскурации, по теории этногенеза.
– Вы говорите как человек из тех времен?
– Что делать, отче, я, наверное, больше всех общался с ними здесь, если не считать одной известной вам особы. Прочел и пересмотрел огромное количество материалов оттуда. И чувствую свою ответственность за то, что будет тут – ведь в нашем времени еще ничего не решено. И можно победить – если там СССР проиграл не из-за объективных, а из-за субъективных причин – из-за ошибок и предательства вполне конкретных личностей. Неправильных субъектов можно ведь и заменить.
– Как в тридцать седьмом?
– Ну, отче, вспомните Макиавелли. Что у него было сказано – лучше отрубить десяток голов, или повысить налоги на один грош? Хотя не всегда самые радикальные меры – самые эффективные. К сожалению, там мы это поняли слишком поздно. Теперь же мы знаем также и все приемы, которые могут использовать против нас враги. Умнее, как у Сунь-Цзы: даже врага не уничтожать, а использовать, если не сделать другом.
– Надеюсь, что к Святой Церкви это не относится?
– А у нас есть, что делить? Даже паству – если другая известная вам особа говорит: «Я русская коммунистка, и в то же время итальянская католичка». У нас и у вас есть одно общее, противящееся капитализму. Если для капитализма, даже с приставкой «гос», в который выродился там социализм, работник – это винтик, функция, то для нас, как и для Церкви, личность. В смысле не эгоистическом, «Я пуп земли, а все вокруг пусть горит огнем», а творческом: «Я имею право и возможность развиться до…» Развить свои таланты на пользу обществу – что может быть более свято? Капитал даже в идеале растит человека сытого, ну а мы – человека-творца. Разве не утверждает Церковь, что человек создан по образу и подобию Божьему?
– Надеюсь, вы, говоря так, не имеете в виду цель сравняться с самим Творцом Вселенной? – в голосе представителя Святого Престола звякнул металл. – Гордыня – один из наитягчайших грехов, и тех, кто смел бросать вызов Богу, Данте поместил в седьмой круг – лишь немногим лучше, чем лжецов в восьмом и предателей в девятом.
– А где в канонах указана грань? – спросил Пономаренко. – Древние люди считали, что только волей Божьей могут двигаться облака и рождаться молнии, – а теперь мы с помощью авиации создаем ясную погоду, и электричество освещает наши дома. Вы же не будете отрицать, отче, что человек тем и отличается от животного, что постоянно творит, а не живет по навсегда установившемуся порядку? То есть если отрицать человека-творца вообще, то это выйдет опять же противоречие с христианским учением.