Зеркало грядущего

Такова наша основная, если можно так сказать, программа действий на ближайшие годы и десятилетия. И главное, все посвященные в тайну должны запомнить – раз уж мы начинаем борьбу против стремления США к власти над миром, то СССР – наш естественный союзник, и его поражение или ослабление для нас недопустимы ни в коем случае. По крайней мере, до тех пор, пока Советы не начнут игру против нас.

Да, и еще. Сведения о существовании как минимум двух параллельных миров или ветвей истории пока следует хранить в тайне. Иначе этот факт – не сомневаюсь, ничуть не противоречащий христианским воззрениям – может вызвать ненужные дискуссии богословского толка, вроде характера наличия души у двойников… Со временем мы все точно выясним, пока же не стоит будоражить наше сообщество.

«Третья мировая война. Выпуск 7».

«Кольер уикли» (фантазия)

Месье Жан Бриссон готовился умирать.

Он не был воином, а обычным французским буржуа. Каждое воскресенье ходил в церковь, хотя не слишком верил в бога, но так положено, зачем основы нарушать? Был неизменно законопослушным, за свою жизнь не совершив ничего запрещенного. Любил свою жену Клотильду и двух очаровательных дочек, Сару и Мари. И считал себя вполне обеспеченным человеком. Никогда не лез в политику – считая, что ею должны заниматься те, кто за это деньги получает. И даже минувшая Великая война не могла поколебать его душевный покой. Поскольку месье Бриссон не был мобилизован, сославшись на болезнь – астма, как я в атаку побегу? И чужие солдаты в серо-зеленых мундирах на улице его родного городка – это, конечно, ужасно, но в целом немцы вели себя пристойно, соблюдая порядок и не допуская особых зверств, которыми пугала обывателя английская пропаганда. Ибо месье Бриссон ночью, тщательно закрыв двери и окна, слушал «Би-би-си», как и подобает французскому патриоту. И конечно, ждал освобождения от нацистов.

К началу этой войны месье Бриссон отнесся философски. Да, коммунист застрелил нашего дорогого президента – но при чем тут я, простой обыватель, и что мне с русскими и немцами делить? Я и моя семья не комбатанты, а следовательно, война нас не касается. Надо только пережить, перетерпеть – и будет все как прежде.

Через городок шли колонны войск. Не французы, американцы – Пятая пехотная дивизия спешила занять оборону где-то рядом. Потому с тротуаров вслед солдатам не бросали цветов, а кричали: уходите! вы навлечете на нас бомбежку и обстрел – воюйте, но не вмешивайте нас! И месье Бриссон с семьей тоже стоял, смотрел и кричал иногда. Потому что не любил американцев, считая их высокомерными.

Со второго дня была слышна канонада, все ближе. И самолеты пролетали над городом, неизвестно чьи, пока не бомбили. Еще через день по местному радио было сделано объявление, что жителям надо срочно эвакуироваться. Но немного было тех, кто решился бросить свою собственность и дома.

А на шестой день пришли русские. По главной улице ползли танки и ехали машины, в них сидели солдаты азиатского вида, безликие и вездесущие, как саранча. Крупную собственность – автомастерскую месье Жиньяка и деревообрабатывающий заводик месье Симона – объявили национализированными, владельцев расстреляли. А среди жителей объявили мобилизацию в «рабочие батальоны», месье Бриссон принес свои справки, русский офицер издевательским тоном посоветовал ими подтереться и показал в окно, где во двор комендатуры выводили каких-то бедолаг, а напротив уже стоял десяток русских солдат с автоматами наизготовку, вот грянул залп, упали тела.

– Вот, что у нас положено за саботаж, – сказал русский. – Вас к следующей партии туда присоединить, или выйдете на работу?

Работа, по счастью, оказалась неподалеку от дома – ремонтировать железнодорожные пути, таскать шпалы и рельсы, подсыпать грунт. Месье Бриссон, непривычный к физическому труду, быстро стер руки до кровавых пузырей – но не смел протестовать, видя, как тех, кто плохо работает, а тем более возмущается, тут же хватают, уводят, и больше никто не видит их живыми. Клотильду и старшую из дочерей, Сару, мобилизовали в госпиталь, мыть полы и чистить уборные. Рабочий день по двенадцать часов, плюс один час политинформации, когда русский офицер, а чаще кто-то из местных коммунистов, в черном берете с кокардой и с красной повязкой на рукаве читал советские газеты – причем уклонение от политинформации считалось еще более злостным саботажем, чем плохая работа. Воскресенье считалось выходным – работать лишь шесть часов и политинформации нет.

– Труд даже из обезьяны сделал человека, – говорили русские, – не то что из буржуя. Перевоспитывайтесь, эксплуататоры, если хотите в новом мире жить.

Пришли в дом с обыском – забрали все ценные вещи. Оставили по одному костюму, одному пальто, одной паре обуви и две пары белья на человека – а остальное будет роздано нуждающимся. Также отобрали все запасы продуктов – вручив взамен карточки на питание, которые надлежало отоваривать раз в сутки, при комендатуре, по справедливой норме.