– Палец?.. – Сергей достал из кармана складной нож, щелкнул лезвием.
– Подожди… – Михаил Петрович сел в мягкое кресло, аккуратно поддернув брюки, осмотрел комнату. – Мрачно у тебя тут. Небось при клиентах еще и свечи жжешь?
– Жгу… – всхлипнула Манана и поползла к гостю. – Михаил Петрович, дорогой, ведь никогда…
– Давай-ка успокойся и расскажи все. Может, мы с тобой еще подружимся, когда я увижу, что ты исправилась.
– Вах! – хозяйка села по-турецки перед хозом, шлепнула себя по жирным ляжкам. – Михаил Петрович, ну, бес попутал! Прости! Оказия вышла, видишь, человек из Китая… Я попросила, заплатила хорошо – да я тебе все контракты покажу, Михаил Петрович!
– Я уже видел… – хоз нагнулся вперед и потушил сигарету о лоб Мананы. – Пойми же, дура, если ты по закону чиста, это не значит, что можно нас обманывать! По закону или против закона, а обманывать нас нельзя! Что тебе надо? Почему не живется спокойно? Целый мир раком перед тобой стоит – стань молодой, красивой, здоровой, живи и радуйся! Замуж выйди за футбольную команду, «Оскар» какой-нибудь получи, купи себе остров и дворцов там понастрой – живи и радуйся! А ты куда лезешь?!
– Бес попутал… – вздохнула Манана и даже пустила слезу, которая должна была обозначать не боль, а раскаяние.
Михаил Петрович сделал знак и в комнату втащили китаянку. Сергей с удовольствием пнул ее несколько раз, женщина тонко вскрикивала. Манана замолчала, с подозрением глядя на экзекуцию.
– Да, она без прикрытия, – кивнул хоз, вытаскивая из пачки новую сигарету. – Ей очень больно! И будет еще больнее, если мы решим ее немного наказать. А если решим наказать как следует – ну, тогда сама понимаешь, больно почти не будет.
– Не надо… – прохрипела китаянка. – Путь будет больно.
– Она же просто рухлядь эту мне привезла… – развела руками Манана. – Михаил Петрович, ну, прости ты нас. Мы же не со зла, просто, дуры такие, хотели попробовать…
– Тебе – первое предупреждение, – погрозил пальцем Михаил Петрович. – И только потому, что прежде у тебя были заслуги. Учти: их больше нет.
– Но ты же не запрещал мне, а? – гадалка осмелилась погладить ботинок хоза. – Откуда мне глупой знать, что ты рассердишься?
– Тащи сюда эту «рухлядь». Соображать надо, что в сложившейся обстановке можно, а чего никак нельзя! – Михаил Петрович встал, навис над китаянкой. – А ты, дрянь, ответишь по всей строгости за незаконное вторжение! Два плана – это уже перебор.
– Я готова…
– Будешь еще готова, сука! – он с размаха ударил ее носком ботинка по лицу. – И здесь и там!
Манана, выскользнувшая из комнаты, вернулась, волоча за собой черный чемодан на колесиках. Из него она быстро достала несколько стеклянных и металлических зеркал в тяжелых деревянных рамах, разложила на ковре.
– Вот, Михаил Петрович…
– Сергей, Армен! – махнул рукой хоз и два его помощника немедленно принялись крушить зеркала ногами. – И рамы тоже. На мелкие куски! Только вот что, Манана: ты не думай, что из этого дерьма можно сделать зеркало Грохашша. Я просто не хочу, чтобы на моей территории хоть кто-то занимался этими делами, вот и все. И еще не хочу, чтобы артефакты попадали в город без моего ведома.
– Мы только попробовать хотели… – Манана тоскливо посмотрела на окровавленное лицо подруги. – Ну, такой случай: в Китае у нее артефакты эти завелись, в наследство достались, а мне…
Гадалка осеклась.
– А тебе из Питера привезли кое-какие книжечки, – продолжил за нее хоз. – Инструкцию по созданию зеркала Грохашша. Будто существует она, эта инструкция…
– Так вот кто меня сдал! – воздела руки гадалка. – Ай-ай…
– Не этот, так другой. А ты заруби на носу, Манана: к тому, кто такие книжечки ищет, очень скоро я приду. Кстати, отдай-ка их Армену. Итак, тебе первое предупреждение. Отягощенное сомнением моим! Ты действительно нейтральна?
– Ой, упаси меня Господь от ваших войн! – часто закрестилась Манана. – Да слово скажи – уеду в Тифлис навсегда, дорогой мой!
– Ты, – раздельно произнес Михаил Петрович. – Мне. Обязана. Сочтемся.
Он круто развернулся и вышел в распахнувшуюся дверь. Оба помощника заспешили следом, прихватив с собой связанную пленницу. Гадалка на подгибающихся ногах закрыла квартиру, задвинула множество гремящих засовов – это нравилось клиенткам.
– Страху-то… А то ли еще будет.
В третью чашку чая Белка добавил немного рома из фляжки. Вообще-то это было против его правил, но август августом, а Петербург город сырой и даже летом какой-то прохладный.