Зеркало, или Снова Воланд

«Да, чем больше познаешь некоторых людей, тем они становятся почему-то менее привлекательными, — вновь заволновался хозяин квартиры, неприятно пораженный только что увиденным. — Просто хамелеоны какие-то! Пьют, воруют, развратничают на полную катушку. Без всякого зазрения совести, а своим подчиненным в тоже время пудрят мозги и стараются воспитывать на лучших советских примерах…»

— Это надо же столько наворовал, паразит! — глядя на умирающее зеркало, вскочил Валерий Иванович. — Как же, как же, быть у воды, да не напиться! Вот вам, дорогой наш Владимир Ильич, и всенародный учет и контроль. Проконтролировать можно рабочего, прихватившего ненароком пару пыльных гвоздей. А вот с начальниками, батенька, дела обстоят куда, как сложнее! Ну, в самом деле, вот, к примеру, захочется мне чего-нибудь… Это, конечно, к примеру… вынести с завода. Ну, кто же меня, секретаря парткома, надумается проверять? Любому дураку понятно, что никто… Да, здесь дело касается только твоей личной совести. А ежели она помалкивает, сердешная? То вот вам налицо и результат — подвал-музей главного инструментальщика и орденоносца Лужина! И не для широких масс, а с грифом «Совершенно секретно».

Да, вот задать бы Лужину так, между прочим, вопросик невзначай: «Мол, как там ваша кладовочка, Николай Семенович, поживает? Уж не для бедных ли голодающих детей Поволжья собираете, уважаемый? А может, будущим поколениям завещать собираетесь? „Самоим“ ли надобно или по зову Родины и партии совершили вы этот „отважный“ поступок?» Что бы тогда он пропел?

Эх, надо бы, ох как надо бы задать эти вопросы Николаю Семеновичу, глядя в его чистые, голубые глаза, чтобы разъяснил он эту маленькую неувязочку…

Выведенный снова из равновесия, Валерий Иванович мог бы еще немало возмущаться на «заданную» тему, но непонятно почему его вдруг словно сильным магнитом потянуло к своему тайному источнику информации. Лужин Николай Семенович внезапно выпал из головы, жажда к новым познаниям вновь всецело захватила секретаря, и он, весь сгорая от любопытства, скороговоркой произнес знакомые слова.

Безжизненная поверхность зеркала вновь чудесно ожила, и Шумилов к своему изумлению увидел подходящего к двери своей квартиры заместителя директора по быту Александра Петровича Конурина.

«Та-ак, интересно, а у этого-то какие грешки за душой? — про себя недоуменно хмыкнул секретарь. — Вроде бы и мужик-то ничего, давненько уж и на заводе и в порочащих связях замечен не был…»

Конурину сразу же после Нового года стукнет… сорок семь! Это он помнил точно. Память на числа и даты с самой молодости Шумилова почти никогда не подводила, поэтому дни рождения большого количества друзей и знакомых, а уж особенно руководителей на заводе, он всегда держал в голове. Это было его большим плюсом, потому что вовремя поздравить человека с днем рождения, как говорили, равносильно тому, что избавиться от недоброжелателя. Нет для людей большего праздника, чем их собственный день рождения. Это Валерий Иванович помнил, но все же на всякий случай себя подстраховывал — длиннющий список с датами рождения был перед глазами у его секретаря Валентины Александровны, и она регулярно напоминала ему об очередном имениннике.

Конурин с простых слесарей начинал работу на заводе, с народом старался держаться доброжелательно, умел и компанию поддержать, и выпить выпивал, но не больше других. И внешне смотрелся неплохо, а среди половины прекрасной всегда с шуткой да улыбкой, но почему-то был до сих пор не женат. Жил с братом в однокомнатной квартире недалеко от завода. Директор иногда подшучивал над замом-холостяком и пытался с кем-нибудь при случае да познакомить. Александр Петрович и от контакта не уходил, но серьезного романа никак не получалось. Как и остальные замы, он панически боялся генерального и старался изо всех сил ему угодить… Но было, как иногда казалось Валерию Ивановичу, в облике Конурина что-то такое… как бы выразиться-то поточнее… особенно в выражении лица… едва заметная двусмысленность, что ли, или глубоко скрытая от посторонних глаз ненатуральность. Хотя возможно, что это лишь только и показалось…

Александр Петрович вошел в коридор и, плотно закрыв массивную входную дверь, начал расстегивать плащ.

— Ау-у, есть у нас кто-нибудь дома или нет? — позвал он негромко, доставая из внутреннего кармана какой-то округлый сверток.

За закрытой дверью комнаты послышалось легкое движение.

— Сашок, это ты? Ты сегодня вовремя, дорогой… Я сейчас, подожди немного. У меня для тебя хороший сюрприз, — пропел наигранно высокий голос.

«Ну вот и второе действующее лицо, а говорят, что у Конурина любимой женщины нет, — невольно усмехнулся Шумилов. — Скрыва-ает Александр Петрович… Не хо-очет показывать. И брата Николая сегодня куда-то специально отослал. — Ну это и понятно: ведь третий — лишний. Здесь свой, особенный мир, лишь только для двоих».

Конурин надел домашние тапочки и, прихватив сверток, проследовал на кухню. Лицо его удовлетворенно засветилось.