– Бабушка, идём ужинать. Мама испекла такую вкусную шарлотку. Ммммм… пальчики оближешь. Я уже успела снять пробу.
– Пойдём, моя радость, – ответила бабушка. – Только найди мне мой жёлтый клубочек. Он куда-то закатился. Я тебе из него свяжу красивую кофточку.
– Да вот он. Под моим стульчиком, – и девочка протянула клубок шерсти бабушке.
Маленькая Настена вложила свою ручку в теплую и мягкую руку Алевтины Ивановны, и они пошли пить чай. Запах корицы, смешанный с яблочной мякотью, приправленный сахарной пудрой, щекотал ноздри, дразнил и будоражил аппетит. В воздухе витал легкий коричный букет осенней листвы, смешанный с яблочно-ванильным ароматом пирога.
Этой ночью Алевтина Ивановна спала спокойным сном. Впервые, за много лет в её комнате не горел ночник.
Подруга
Анна Ильинична медленно, не спеша поднималась по лестнице. Лифт почему-то сегодня не работал, пришлось пешком подыматься на восьмой этаж. Это хорошо. Было время подумать о том письме, которое только что достала из почтового ящика.
Она очень давно ничего и не от кого не получала. С тех самых пор, когда появились первые мобильные телефоны, и мало помалу писать стало не модно. Да и ждать корреспонденцию приходилось долго. То ли дело, сию минуту набрал номер телефона, и вот ты уже разговариваешь со всем миром.
Письмо было неожиданным. Анна Ильинична старалась не вспоминать этого адресата. Взяв в руки конверт, она несколько минут смотрела на него и не могла заставить себя вскрыть и прочитать. На глаза навернулись слезы. Она скомкала его, не читая, бросила в корзину для мусора и пошла к лестничному пролету. Затем остановилась и, постояв немного в раздумьях, подошла к мусору и вынула оттуда скомканное письмо. Небрежно сунула в карман пальто и стала подниматься по ступенькам.
– Что-то не пойму, зачем она мне написала? Мы много лет не общались. Иногда, мне казалось, что я её никогда не знала. И не знакомились никогда, не крестила она моего ребёнка, не дружили мы. Зачем мне её исповедь? Откуда узнала мой адрес? Ведь я тогда переехала сразу, – думала про себя Анна Ильинична.
Войдя в квартиру и не снимая пальто, она присела в кресло, достала из кармана смятое письмо, вскрыла его и стала читать:
«Я рассказываю тебе эту историю, потому что ты, возможно, единственный человек, который, не смотря ни на что, может быть постарается меня понять и простить.
Помнишь, когда я только появилась в вашей компании, именно ты, первая подошла и, улыбаясь, протянула мне руку:
– Будем знакомы. Меня зовут Анна. Я руководитель отдела маркетинга, в котором вы теперь будете работать.
– А меня зовут Татьяна, – ответила я.
С того момента началась наша дружба. И она была настоящей. Такой подруги у меня никогда не было. Живой, душевной, искренней. Я так была рада, что у меня появилась ты. Мы могли часами разговаривать о самых банальных вещах, ничего не значащих и в тоже время эти разговоры помогали мне жить, двигаться вперёд и не падать духом…»
Анна Ильинична, сама того не желая, погрузилась в воспоминания. Она хорошо помнила, какое впечатление на нее произвела Татьяна. Девушка ей очень понравилась – живые и выразительные глаза, радостно-счастливая улыбка, темно-каштановые волосы, туго собранные на затылке, открывали ее выразительное, слегка удлиненное лицо. На ней было надето строгое однотонное, шерстяное платье темно-вишневого цвета, сшитое точно по фигуре и выгодно подчеркивающее ее стать. В тон подобранные туфли, сумочка, что говорило о безупречном вкусе. Последним штрихом к образу были серьги с капельками рубина.
Да, она понравилась всем.
– А ведь много лет, работая с людьми, я научилась разбираться в психологии и понимании человеческих душ, – думала про себя Анна Ильинична. – Я ведь заметила тогда, что где-то в уголках глаз пряталась горечь, улыбка казалась радостной, но вот открытости и искренности не чувствовалось. Наоборот, сдержанность и натянутость. И всем своим идеальным видом, Татьяна хотела показать, что у нее все хорошо.
Анна Ильинична снова вернулась к письму.
«…Я мало рассказывала о себе, потому что, по сути, и рассказывать-то было нечего. Жизнь была точно стоячее болото. Никаких событий, встреч, людей – ни-че-го в ней не происходило. Я жила словно доживала свой век, находилась в полной прострации. Все было серо, рутинно и обыденно.
Иной раз, приходила домой, а там четыре стены, ящик самый модный плазменный, который включать вовсе не хотелось. Открою холодильник и тут же его закрою. Открою буфет, налью рюмку самого дорого коньяку, выпью и все чувства, бурлящие до сих пор, успокаивались. Есть не хотелось. Свернусь клубочком под пледом и засну до самого утра. Без кошмаров, снов, иллюзий. И так три года.
Почему? Не знаю, как-то не случилось в жизни любви. Может быть, потому что я не позволяла ей быть, боясь боли и разочарований. Не случилось семьи. Не родились дети. Не было дома, полной чашей. Выросла в детском доме. Все в этой жизни доставалось с трудом. В одно мгновение все опостылело.
Я – была одна.