Его неожиданное появление испугало сторожа. Удочка из орешника дернулась, дав леске слабину, и огромный карась, наглотавшийся воздуха и покорно приближавшийся к берегу, окунулся с головой в воду и, резко рванувшись, сошел с крючка. Однако сторож трясся не из-за того, что упустил рыбину, а потому, что его застали за этим занятием.
– Ей-богу, только закинул удочку! Знал, что все господа уехали на похороны, вот бес и попутал, – заблеял сторож, испуганно глядя на Арсения.
– Ночью, когда убили барышню, что ты делал? Барышня кричала, когда на нее напали, – не мог ты не слышать ее криков!
– Не спал я, был тут, на месте, я уже об этом господину следователю говорил. Криков не слышал – видимо, злодей напал на барышню сзади и придушил ее, чтобы она и не пикнула, – и сторож показал на своей шее, каким образом это сделал убийца.
– Уж не ты ли совершил это злодеяние, раз знаешь, как душить надо? – Арсений грозно подступил к мужичку.
Тот еще больше затрясся от страха, выронил удочку.
– Никак вы собственное расследование проводите, господин Бессмертный? – донесся сверху, с дамбы, язвительный голос. Оглянувшись, Арсений увидел письмоводителя. – Что, не доверяете нам?
– Вот подумал: уж не сторож ли этот злодей? Ничего, говорит, не слышал, а знает, как душить.
– Да кто не знает, как курицу, перед тем как голову ей свернуть, за шею взять, чтобы не дергалась? А чем человек от птицы отличается? – заговорил приободрившийся с появлением помощника следователя сторож.
– Допрашивали мы вчера Ефима – вины его в этом нет. След убийца оставил, босиком он был, и ступни его значительно больше, чем у сторожа. Для нас задачка – зачем бы ему без обуви на преступление идти?
– Может, не убийцы это след?
– Возможно. Поднимайтесь – американский суд Линча у нас не приветствуется.
Арсений поднялся на дамбу, подошел к письмоводителю. Тот сразу поинтересовался, искоса взглянув, хитро при этом прищурившись:
– Что вы тут делаете? Почему не на похоронах?
– Похоронили уже Анну, а на поминальный обед я решил не оставаться.
– Почему же?
– Желание у меня такое! – резко ответил Арсений. Письмоводитель-крючкотворец его раздражал. По статусу ему положено вести протоколы допросов и прочие документы составлять, так что он совал нос не в свое дело. – Хочу побыть в одиночестве. Не возражаете?
– Упаси господи! Идите, переживайте, сколько вам будет угодно, не смею задерживать!
– Честь имею! – бросил на прощанье Арсений.
Когда он отошел на пару шагов, письмоводитель его окликнул:
– Господин Бессмертный!
Арсений недовольно оглянулся.
– Может, искали вы чего? Обронили что-нибудь? – Письмоводитель улыбался, а его взгляд словно просвечивал Арсения.
– Ничего я не терял!
– Это я так, к слову пришлось. Идите с Богом!
Разговор с письмоводителем не понравился Арсению. «Скользкий тип! Он подозревает меня? Да как он смеет!»
Арсений, придя во дворец, приказал попавшемуся на глаза лакею Проше принести водки и закуски. Тот вернулся с графином водки и солеными огурцами на тарелке.
– Похоже, у меня стало правилом напиваться каждый день, – грустно произнес Арсений и налил полстакана водки. Вечер только начинался.
Арсений проснулся от того, что ему трудно было дышать; казалось, окружающая темнота давит, словно он находится в гробу. Он задыхался, хотя окно было открыто настежь – небывалая дневная жара, отсутствие ветра способствовали духоте ночи.
«Господи, как же Аня там?» – ужаснула мысль, и сердце Арсения мучительно сжалось.
Недавние события промелькнули подобно картинке калейдоскопа, только картинки эти были страшные. Умиротворенное красивое лицо Ани, словно спящей, с бумажным венчиком на лбу, в окружении множества цветов, на жутком деревянном ложе, ставшем ее последним пристанищем. На освобожденный от цветов гроб пала оббитая черным шелком крышка, скрыв навсегда облик любимой. Ужасный звук заколачиваемых в крышку гроба гвоздей, прямоугольная яма, на дне ее гроб, в нем – Аня!
– Она там, а я – здесь! – в отчаянии воскликнул Арсений, вскочил с кровати и, бросившись к платяному шкафу, вытащил оттуда саквояж.
На дне саквояжа он нащупал револьвер «Смит-Вессон», подаренный ему отцом, и достал его. Зачем он привез сюда револьвер, Арсений и сам не знал, но теперь он мог пригодиться. Он поднял тяжелый длинноствольный револьвер, взвел курок и приставил револьвер к виску.
«Убью себя, а негодяй, убивший Аню, будет жить на белом свете? Любимая останется неотомщенной?» Его рука дрогнула, дуло револьвера опустилось, целясь в пол. И тут его ошеломила мысль: «Аня – чистая, безгрешная, ей уготованы райские чертоги, а я, оборвав нить своей жизни, лишу себя возможности встретиться с ней в потустороннем мире, если он существует! Ведь я наверняка окажусь в аду. Похоронят без отпевания, за оградой кладбища, как собаку».