Долгое время территории сельскохозяйственного освоения оставались без изменения: земледелием занимались в долинах рек и оазисах, животноводством — в степях и саваннах. Проникновению земледелия в степи мешали не только кочевники-животноводы. Орудия обработки земли были еще маломощными, и трудно было деревянной сохой и ралом разрывать и вспахивать степную дернину, например, в черноземных степях. Поэтому земледельцы, расселяясь, стали осваивать в первую очередь лесостепь, где почва была мягче и где всегда под боком были деревья — источник древесины и топлива. Даже в XX веке в России многие степи были заняты пасущимися стадами, а земледелие в основном было распространено в лесостепи и южной тайге. В XV — XVIII веках большая часть русских черноземов не пахалась. Освоение степей особенно энергично началось в начале и середине XIX века. С этим периодом связано уменьшение обрабатываемых площадей в лесной полосе России и Западной Европы. Производство зерна в степи было намного продуктивнее, чем в лесной зоне. Без удобрений, при затрате средств только на вспашку черноземы давали двести пятьдесят пудов — сорок центнеров первоклассного, ценного по мукомольным свойствам зерна пшеницы. В то же время урожаи в лесной полосе без удобрений едва достигали семи — десяти центнеров. Недаром агрохимия зародилась именно на почвах лесной зоны, и Ю. Либих говорил об удобрении именно дерново-подзолистых и бурых лесных почв (не употребляя, конечно, еще этих названий).
Развитие товарного производства зерна в степях способствовало появлению в лесной полосе развитого лесного хозяйства. Земледельцы стали высаживать леса на бывших пахотных почвах, что в свою очередь способствовало развитию лесного дела и лесоводства.
К началу XVIII века относятся первые попытки освоения тропических почв. В начале XX века в обработку уже были вовлечены тропические почвы Африки, Азии, Америки, причем большинство этих почв было занято плантациями кофейного дерева, техническими и разного рода фруктовыми культурами.
В настоящее время в земледелии используется более одиннадцати с половиной процентов суши. Одна треть распаханных почв приходится на Европу, одна пятая — на Азию, одна пятая на Америку, одна десятая — на Африку и одна двадцатая на Австралию и Океанию. Если произвести прямые (и, конечно, весьма относительные) подсчеты количества пахотной земли на одного человека в мире, то в настоящее время эта цифра будет составлять около тридцати пяти аров (0,35 гектара), правда, в эту площадь входят почвы, занятые хлопчатником и льном, а также другими техническими, непродовольственными культурами, но зато в нее не включены пастбища и сенокосы, продукция с которых идет для выращивания и откорма скота. В целом с учетом пастбищ и сенокосов подсчитано, что площадь такого участка возрастает уже до одного гектара.
Один гектар на человека. Это средняя цифра — округленная и приблизительная, однако ее можно взять за основу, чтобы теоретически проследить, достаточна ли такая площадь для жизни и получения продуктов питания. На этот вопрос можно ответить, если проанализировать (пусть не совсем точно) количество продуктов, необходимое человеку, и количество земли, которое потребуется для получения этой продукции.
В оценке рациона питания человека и необходимых ему продуктов следует учесть две стороны проблемы: во-первых, человеку нужна пища, содержащая все необходимые ему вещества: белки, жиры, углеводы, витамины и пр., во-вторых, существуют национальные кухни, национальные традиции в питании, которые очень часто преодолеваются с трудом. Характерен такой пример. В. В. Вересаев, описывая будни русско-японской войны 1904 года, рассказывает, как солдаты отказались есть непривычную для них чумизу (сорт проса). Этот отказ возмущал офицеров, которые ели новую для русских пищу. Командир полка считал, что офицеры имеют больше права роптать, так как они привыкли к более разнообразному меню, чем солдаты. Пища солдат всегда была грубой и простой, близкой к «деревенской». В. В. Вересаев парадоксально, но по существу правильно заключает, что именно те группы населения, рацион которых строго ограничен определенными видами пищи, с трудом привыкают к другим продуктам питания.
Сохранились документы, описывающие трудности, с которыми было сопряжено распространение картофеля в России, а ведь он сейчас считается у нас чуть ли не вторым хлебом. Сначала Петр I, а затем и другие правители силой внедряли картофель в России. И это насильственное внедрение сопровождалось упорным сопротивлением крестьян, даже «картофельными бунтами». Аналогично русским не принимали картофель и французские крестьяне. Но французский министр А. Тюрго поступил хитро. Он разослал всем подвластным ему откупщикам и чиновникам посевной картофель со строгим наказом не давать его крестьянам. А в тайном письме он написал, чтобы чиновники «не замечали», когда крестьяне похищают картофель. Через несколько лет картофель распространился во Франции.