Зеркало Медузы

Пока я искал нужные слова для объяснений, тень отвернулась от меня, и ее развевавшийся саван заскользил по мокрым камням.

— Мне известно, что ты ищешь, — сказал призрак.

Я переступил границы священного круга и последовал за ним, прижав к бедру ножны с короткой саблей. Путь петлял. Я чувствовал, что мы спускались куда-то под Колизей, в какую-то иную область мира. И хотя здесь вообще не полагалось быть свету, я увидел другое небо с облаками, которые горели, как груды раскаленных углей, и луной тусклой и желтой, как гнилой зуб. Призрак вел меня по земле, трескавшейся под ногами, словно корка хлеба. Ветер доносил ко мне голоса, горько стенавшие и умолявшие о чем-то, но я не видел никого другого, кроме моего безмолвного проводника.

На краю обрыва он остановился и, указав костлявым пальцем на заболоченную низину, сказал:

— Там. Набери воды, если сможешь.

Под выступом склона я увидел зеленую заводь, окруженную со всех сторон густым тростником, который раскачивался под дуновениями горячего ветра. У меня не было с собой ни чаши, ни фляги. Я подумал, что призрак, возможно, советовал мне напиться этой воды. Спустившись вниз, я удивился тому, что густой тростник то появлялся, то исчезал передо мной, будто марево. Когда мои пальцы пытались раздвинуть стебли, камыш буквально растворялся в воздухе, а когда я делал шаг вперед, он цеплялся за одежду и вставал на пути. Я несколько раз споткнулся о камни на дне — по крайней мере, мне так сначала показалось. Однако при внимательном осмотре я уловил в этих глыбах человеческие формы. То, что раньше было живым, теперь превратилось в камень. Их руки тянулись к глазам. Лица исказились от невыносимого ужаса. Я сжал рукоять сабли, но после стольких усилий ничто не могло бы заставить меня повернуть назад.

Войдя в пруд, я сложил ладони, чтобы зачерпнуть в горсть воды. Однако зеленая жидкость отступала от рук. Я опустил ладони ниже, и вода снова отпрянула в стороны. Мне подумалось, что, окунув лицо в пруд, я смогу набрать в рот немного жидкости и проглотить ее. Но когда мои губы оказались всего в браккии[1] от поверхности, в отражении воды я увидел лицо. Пылавшие яростью миндалевидные глаза, вместо волос извивались змеи. Услышав их шипение, я понял, что на выступе скалы затаилась горгона, чей взгляд превращал людей в камень. Я вытащил саблю из ножен и, наблюдая за отражением в воде, увидел, как она спрыгнула с выступа. Взмах моего клинка настиг чудовище в воздухе, вспоров чешуйчатую грудь.

Но удар оказался не смертельным. Отводя взгляд в сторону, я удерживал голову горгоны под водой. Проворные маленькие змеи кусали меня за руки. И когда мои пальцы уже не могли удерживать чудовище, я поднял над поверхностью заводи визжавшую голову и отсек ее от туловища, словно сгнивший деревянный обрубок. Она осталась в моей руке, будто срезанная с бахчи дыня.

Даже сегодня я не могу сказать, как покинул то адское пространство. Мой проводник исчез. Сапоги, в которых хлюпала вода из пруда, казались свинцовой обузой. Но я как-то выбрался на уровень Колизея. Бог свидетель, что, кроме меня, ни одна живая душа не бывала в столь жутком мире. Я вновь переступил защитный круг, швырнул остатки хвороста в тлевший костер и оставил Строцци лежать на том месте, где обморок свалил его. Бакенбарды некроманта шевелил ветер; его тело нервно содрогалось, одолеваемое мучительным кошмаром.

Я присматривал за ним до самого рассвета, а затем он проснулся и сказал, потирая глаза:

— Ничего не помню! В голове один туман.

— Как и у меня, — поморщившись, ответил я.

Моя голова действительно болела, как после бочки вина.

— Так мы вызвали какого-нибудь мертвеца?

Две вороны с пронзительными криками опустились у края лужи.

— Что там такое? — спросил доктор, указав на мешок, который раскачивался из стороны в сторону на штрафном столбе.

Из мешка сочилась вода. К нижней части прилипло несколько увядших травинок.

Когда я снова не ответил, старый некромант заверил меня:

— Какой бы ни была добыча, я обещаю, что ты получишь равную долю.

Но сокровище в мешке не делилось на части, как монеты. И когда Строцци понял, что я не намерен отдавать его, он благоразумно погрузился в размышления. Этот трофей принадлежал только мне, и ни один человек на земле не смог бы забрать его у меня».

Перевод доктора философии Дэвида Л. Франко, руководителя отдела новых поступлений. Коллекция библиотеки «Ньюберри», Чикаго, Иллинойс. Все права сохранены.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Чикаго. Настоящее время

Гости начали занимать места, и Дэвид Франко почувствовал знакомую дрожь, которая неизменно настигала его перед любым публичным выступлением. Где бы ни проводились его лекции, он всегда ощущал этот страх, и никакие разумные доводы не помогали ему избавиться от нервного напряжения. Он вновь поправил галстук и в сотый раз взглянул на записи, говоря себе, что для тревоги нет причин.