Зеркало между нами

Я вовремя вспоминаю о том, что все четыре синесцены закинуты на плеер, и, наверное, я могла бы рискнуть. Все-таки эти дорожки созданы на основе только моего эмоционального опыта. Моя реакция на них не должна быть парадоксальной, как у тех несчастных ребят.

Однако я все же отказываюсь от этой идеи. В синесцену нельзя входить в плохом настроении: последствия не обрадуют, какие бы эмоции ни лежали в основе.

Синесцена, как мы пишем в инструкции, это способ получения удовольствия. Но ни в коем случае не средство от боли.

На последний этаж ведет лестница, однако мы с Юджиным так и не нашли ключ от ее двери. Выламывать, разумеется, рука не поднялась, однако чуть позже я обнаружила ржавую лестницу, идущую прямо вдоль кирпичной стены.

Находясь у подножия маяка, по этой лестнице не подняться — от нее сохранилась только верхушка. По счастливому стечению обстоятельств до верхушки можно достать из окна моей комнаты, однако этажом ниже, из комнаты Юджина, уже нельзя.

Плюс ко всему я знаю, Паша никогда в жизни при своих-то габаритах не рискнет даже пытаться последовать за мной.

Я сую в карман наушники и распахиваю ставни. Лестница мокрая: тучи опять оплакивают там что-то у себя, а я хватаюсь за узкую металлическую перекладину и взбираюсь по стене на этаж выше. Перебрасываю ноги через росистую ограду и оказываюсь на самом верху.

Здесь как раз люк в полу. Но для уверенности, что сюда никто не проникнет, бывшие хозяева на всякий случай поставили сверху ящик с песком. Я их очень хорошо понимаю. Нет ничего приятнее, чем чувствовать себя в безопасности. Одна из моих синесцен посвящена как раз этому состоянию.

Однако сейчас, под светлым стеклянным куполом, я хочу найти нечто иное.

Я ложусь прямо на дощатый пол, раскинув руки и ноги в стороны. Вода над головой разбивается о мутное стекло, оставляя на моем теле отражения своих нехитрых стремлений. Удивительно, как это все похоже на Чеширскую память. Каждое живое существо точно так же несет в себе частичку общей памяти, пока не придет время завершить движение и слиться в едином потоке с памятью всех остальных.

В Сети.

Мне достаточно нескольких секунд, чтобы решиться. Пока дождь, усиливаясь, начинает громко барабанить о прозрачную крышу и стены.

Никогда не хотела быть сапожником без сапог. Уметь запекать потрясные бараньи ребрышки в вине, но не успевать их попробовать. Рисовать картины, которые придется оставить в закрытой комнате при переезде. Создавать синесцены.

Нет никакого табу. Я их всегда тестирую на себе, перед тем как выпустить на волю. Пугают только последствия, ведь я приехала сюда лечить нервишки, но вместо этого галлюцинации только приумножаются.

Я нуждаюсь в разрядке. И будь оно что будет.

Я думаю об этом, пока первые ноты синесцены номер четыре уже заполняют меня ласково и постепенно. Как вода в ванной постепенно поднимается, обволакивая тело теплом.

Слово «синесцена» происходит от слова «синестезия». Смысл в этом.

Можно было бы пойти прогуляться в поле или на реку, где все то же самое сможет сделать холодная вода. Но риск отморозить себе задницу слишком велик: во время действия синесцены мы практически не ощущаем холода.

Самые первые секунды всегда очень нежные: их предназначение — отмыть с тебя пыль и выгнать из черепушки суету. В первых трех синесценах этого нет: я уже потом начала ставить фильтры.

Если говорить как настоящий ученый, то действие синесцены от начала до конца можно условно разбить на четыре этапа. Первый, тот, что я переживаю сейчас, мы называем «вход».

Длится он буквально минут десять и не содержит самого «тела» эмоции. Скорее служит подготовкой. Как при медитации.

Когда ты входишь, никаких ярких синергических образов твое тело не регистрирует, однако любому тут станет ясно: это не обычная музыка.

На концертах я обычно калибрую данный этап, чтобы ликвидировать воздействие фоновых шумов и сделать поправку на общую эмоциональную окраску зала. Но сейчас такие тонкости излишне: я наедине с дождем, воздухом и моим телом. Мы знаем, как себя вести.

Первым отвечает, как ни парадоксально, осязание. Покалывают кончики пальцев, конечности становятся невесомыми, а кожа — легкой как перышко. И вам будет казаться, что это огромное счастье, что вы родились человеком и у вас такая чудесная, волшебно нежная, невесомая кожа, так приятно прилегающая к внутренним тканям. Вообще синестетический вход — очень радостное, восторженное переживание, пусть и не очень глубокое.

Дальше у всех по-разному. Кто-то начнет чувствовать вкусы ярче обычного. Ощутит, например, что внутренняя поверхность щек невероятно притягательна. Особенно для языка, что по счастливой случайности оказался в архитектуре тела рядом со щеками.

А кому-то покажется, что звуки вокруг наполняются неведомыми ранее оттенками.

Спустя еще несколько минут практически любой сможет легко разложить перед глазами звук на фрактально-дышащий спектр, где каждую отдельную ноту, каждую ее грань и «последствия» влияния на соседствующие ноты можно будет детально рассматривать с любого ракурса.