— Деклан, сколько раз я просил не называть меня магистром? К испытанию на звание меня пока не допустили, и я, кажется, говорю тебе это каждый день. Всё равно внушения хватает не больше чем на сутки. Что касается «спуститься» — ночью сошла лавина, утром хозяин отправлял двух парней поверить дорогу в долину. Пешим пройти можно, но до снегопада не успеем. А рисковать я не хочу.
— И все-таки — магистр. Все знают, что Уалан трижды не допускал вас к испытанию под надуманным предлогом. И всё потому…
— Хватит, Деклан, — резко оборвал его Манус. — Не переступай дозволенного. Дозволенного не только магу третьей ступени, но и члену Гильдии вообще. Обсуждать главу, тем более пересказывать о нём слухи и сплетни. Лучше объясни, раз уж ты в курсе всего на свете, почему мастер Оулавюр сегодня не в трапезной?
— А у господина гнома настроение плохое. Видимо тоже про погоду узнал. Уже успел и с прислугой поскандалить, и с хозяином. После чего обиделся на весь свет, сказал, что спускаться не собирается, а завтрак и обед чтобы принесли в номер.
— Жалко. Ну да ладно, не судьба так не судьба. И раз нам не получится насладиться беседой, предлагаю наслаждаться здешним пудингом. Поверь человеку, за последние годы объехавшего страну раз десять — лучше пудинг не готовят даже в Турнейге.
После завтрака оба мага подниматься к себе не стали, тем более что, покончив с делами, в общей зале начали собираться и другие постояльцы. А за разговором время летит куда веселее и быстрее, чем в пустых комнатах. Да и новости собравшиеся путешественники несли самые разные и необычные. Например, один из приказчиков, возвращавшийся из Шахрисабза, пугал всех войной. Мол, падишах готовится увеличить армию, никак припомнил старые обиды на Империю и в очередной раз хочет вернуть северные бухты. Официального указа, конечно, пока не зачитали — но цены на кожу и хорошую сталь в Шахрисабзе подскочили до небес. А кому они там? Только солдатам, дехканам незачем.
Деклан на пустые домыслы только посмеялся, но Манус неожиданно заинтересовался. И вечером, когда в зале появился караван-баши, пригласил того отужинать вместе с собой. Попутно объяснил Деклану, что горные шахрисабзсцы являются подданными падишаха чисто номинально, а жителей равнин терпеть не могут. Потому запросто расскажут что-нибудь известное только «своим».
Почтенный Нурмат-баши от беседы не отказался и ужинать вместе с уважаемыми господами сел с удовольствием. Пожилой горец ходил с караванами с десяти лет, уже больше двадцати годов водил торговые караваны сам и лишним никакое знакомство не считал. Тем более с магом из столицы и, по случайно услышанному куску разговора, будущим членом курии магистров. Едва был подан травной настой, а тень от забора доползла до окон, впуская в залу вечерние сумерки и настраивая повидавших жизнь людей на неторопливое общение… В дом ворвался один из горцев с кровавым пятном на рубахе.
Когда парень, нарушая все приличия, встал перед их столом и что-то залопотал на своём наречии, Манус с удивлением признал в нём племянника караванщика.
— Он говорит, — быстро начал переводить Манус для не знавшего языка Деклана, — что его пытались зарезать. Какая-то женщина?
— Кто? У хозяина и дочь, и сноха всё время здесь. А жена наверху, сам вчера лечил. Да и не встанет она после такого приступа еще неделю, не меньше.
— Нет, — Манус на секунду задумался, — парень не сказал «чокари» — значит, к хозяину постоялого двора женщина не относится. Он несколько раз повторил «гайр», что означает чужая.
В это время в трапезную спустился разъярённый Ислуин. Через несколько минут караванщик и остальные старшины горцев сравнялись цветом лица со снегом во дворе. Виновным оказался племянник Нурмат-баши. Не знавший ни в чём отказа в семье, парень впервые оказался за пределами родного аула… И познакомился с таким плодом долин, как дома терпимости. В силу своей глупости парень решил, что все женщины за пределами гор — такие же. Ведь правил в одежде и того, что, по его мнению, положено приличной девушке, никто не соблюдает. Значит, запросто пойдут, стоит только показать монету. Потому, когда Лейтис заглянула в стойла посмотреть на необычных «мохнатых быков», попытался зажать девочку в укромном уголке. К огромной радости остальных, ничего не получилось, иначе караван-баши отправился бы на каторгу. А сотвори парень что-то подобное на той стороне, когда они пойдут продавать имперские товары в Шахрисабз — всех без разбора посадили бы на кол.
Недоумок остался жив случайно. Спасла быстрая реакция и то, что девочке не до конца хватило сил пропороть холщовую куртку. Потому кинжал лишь пропахал глубокую царапину поперёк живота. А дальше неудавшийся ловелас струсил и сбежал, предоставив дяде расхлёбывать проблемы. Особенно когда выяснилось, что девочка не служанка, а родня важного господина. В качестве виры[5]
Ислуин сейчас мог потребовать хоть всю прибыль за торговую экспедицию — и был бы прав и по имперским законам, и по обычаям горцев.