Вдох-выдох, чтобы кровь отхлынула от лица, а дыхание успокоилось, посмотреться в зеркало, убрать разводы от туши под глазами, здесь не цирк с очковыми медведями, волосы пригладить и заново стянуть в хвост…
Вот так.
И к двери кабинета подходит уже не взмыленная соплюшка, нет. В дверь кабинета властно постучала наследница рода Домбрийских.
Как это много значит! Осанка, поворот головы, выражение лица, движения тонких рук…
Не столь важно во что ты одета, дворяне и в лохмотьях оставались дворянами. Но внутреннее достоинство, которое заставляет тебя расправлять плечи…
Я — Домбрийская.
И улыбка. Легкая, вежливая, чуточку надменная…
Я оказываю вам любезность, придя сюда. И мы все об этом осведомлены. А потому — держитесь в рамках, господа!
Мария Домашкина сидела у стола Семена Семеновича и выглядела откровенно жалко и гадко.
Нищенская одежда, плаксивое выражение лица, какие-то бумаги, разбросанные на столе, толстые пальцы с коротко обрезанными ногтями, вцепившиеся в сумку и неприятно шевелящиеся, словно опарыши…
Матильда выглядела гораздо лучше. Но внешность ведь не главное, главное — карты? Карте место!
— Добрый день, Семен Семенович, Мария Ивановна.
— Мотенька! — возопила означенная Мария Ивановна.
— Попрошу без эмоций, — рявкнул Семен Семенович, догадываясь, что ничего толкового он не услышит. — Матильда Германовна, присаживайтесь.
— Благодарю.
Аристократы не разваливаются на стуле всем организмом. Они присаживаются с выпрямленной спиной, примерно на половину сиденья. Сумка занимает свое место на спинке стула, руки спокойно лежат на коленях, голова чуть склонена набок, на лице внимание и сосредоточенность.
— На вас тут заявление поступило.
Молчание. Только молчание.
— Мария Ивановна Домашкина жалуется, что вы ее не пускаете домой…
Малена молчала. Пусть выговорятся.
— На жилплощадь, которая после смерти ее матери должна принадлежать ей. И еще не поздно вступить в наследство. Вы можете что-то сказать по этому поводу?
— Разумеется, Семен Семенович. На момент смерти у моей бабушки не было никакого имущества, соответственно, ее дочь ничего не наследует. Более того, я не понимаю, что нужно этой женщине на
— Как — не было?! — возмущенно возопила Мария Ивановна. — Да у мамы всю жизнь была квартира, вот эта, самая! И дача у нее была, и гараж…
Малена слушала с выражением вежливого интереса. Потом протянула руку за сумкой.
— Прошу приобщить к делу.
И выложила на стол документы.
— Дарственные. На все вышеперечисленное. Договор ренты. Это копии, но заверенные.
Семен Семенович пробежал глазами документы.
Мария Ивановна глотала воздух, как будто он внезапно закончился в кабинете. Или — не внезапно?
Матильда представила, что ее ребенок станет вот таким… и девушку реально затрясло.
Малена ответить не успела. Читал Семен Семенович быстро.
— Ну, что я могу сказать? Мария Ивановна, судя по документам, претендовать вы ни на что не можете. Ваша мать, Майя Алексеевна Домашкина, подарила все своей внучке. Можно, конечно, подавать в суд, дело ваше…
— Как — подарила?!
Толстые пальцы выхватили бумаги, вчитались…
До Марии доходило минут на пять дольше, чем до участкового, но все же…
— Н-но… как же так? Мама не могла так поступить! Она была не в себе…
— Там есть и заключение врачей, — Малена не собиралась никого щадить. — Бабушка была абсолютно нормальна.
— Это ты ее настроила! Ты!!!
— Против дочери, которую она пятнадцать лет не видела?
— Я маму любила!!!
Малена посмотрела на участкового. С ее точки зрения, дискуссии здесь были неуместны.
— Семен Семенович, я вам еще нужна?
— Нет, Матильда Германовна. Вы можете идти. До свидания.
— До свидания.
Подняться, попрощаться со всеми присутствующими вежливым наклоном головы и выйти, пока не разразилось.
И уже из-за двери.
— Ах ты…
И голос участкового.
— Мария Ивановна, послушайте меня. Все права у Матильды Германовны…
Дальше Малена подслушивать не стала. И медленно пошла вниз по лестнице.