Зеркало небес. В поисках утраченной цивилизации...

Таким образом, Бенбен имел сексуальное, репродуктивное значение, в прямом физическом смысле. Название сказочной птицы Бенну также происходит о т карая бнн.

Послужившая моделью Феникса поздних греков, Бенну была еще одним олицетворением Атума, на этот раз в виде серой цапли, которая якобы появилась в момент творения, восседая на верхушке столба на Первобытном Кургане. При этом важно отметить, как указывал египтолог Р.Т. Рандл-Кларк, что вздымание холма и появление Феникса рассматривались не как последовательные события, а, скорее, как «параллельные акты, два аспекта Великого момента Творения».

В текстах этот момент увековечен как победа света и духа над тьмой и смертью, или конкретно в Качестве «дыхания жизни, которое вырвалось из горла птицы Бенну, в чьем виде Атум возник среди первобытного небытия». В красочном изложении Рандл-Кларка эта сцена выглядит следующим образом:

Представьте себе шест, торчащий из вод Бездны.

На нем сидит серая цапля, провозвестница всего, что должно произойти. Она раскрывает свой клюв и нарушает тишину первобытной ночи зовом жизни и судьбы.

Это воплощение Атума, самозародившаяся и бессмертная Бенну, пересекает измерения между духом и материей, символизируя вечное переселение души. И все высокие посвящаемые искали в храмах Древнего Египта то, что она олицетворяла. В сущности, метафорически они надеялись стать ею. «Я — птица Бенну, — провозглашает умерший в одном из фрагментов Книги Мертвых», —и я снова появляюсь на Земле».

Очевидно, что в основе этих чаяний лежала доктрина реинкарнации (чему имеется масса свидетельств в египетских текстах). Согласно подобной доктрине, отраженной немецким философом Гегелем в его малоизвестном эссе о Фениксе, «Дух, используя оболочку своего сознания, не просто переходит в новую оболочку, но как бы возрождается из пепла своей предыдущей формы; он возникает в возвышенном, славном и более чистом проявлении. При этом он явно враждует сам с собой; поглощая собственное существование; но в самом этом разрушении он создает бытие в новой форме, и каждая последующая фаза становится материалом, используя который он возвышает себя, поднимаясь на новую ступень.

Последователи Гора

«Когда с небес нисходит послание, — сообщает нам древнеегипетский Лейденский папирус, — оно слышно в Гелиополисе». Но кто мог его слушать?

Согласно историческим записям, до 12 000 жрецов были заняты одновременно служением в храме Бенбена — таинственного объекта в виде пирамиды, который иногда называли «камнем, упавшим с неба». «Книга мертвых»сообщает нам: «Смотрите, звездное небо — в Гелиополисе». Как мы видели, верховного жреца Гелиополиса называли «Главой астрономов». И с Гелиополисом связаны такие монументы, как Великие пирамиды и Сфинкс, имеющие явные астрономические ассоциации.

Несмотря на такие, казалось бы, очевидные ключи, египтологи продолжают утверждать, что жрецы Гелиополиса были «полудикими», а в их религии не было, дескать, ничего, кроме пустых ритуалов и примитивных суеверий, облаченных в заклинания некоего небесного культа. В противовес этому звучат голоса несогласных, по мнению которых «храм в Гелиополисе, представлявшийся непосвященным местом богослужения, был на самом деле астрономической обсерваторией, спроектированной и оборудованной учеными для научных целей».

Сложные, чтобы не сказать — изощренные, астрономические характеристики пирамид и Великого Сфинкса в Гизе, расположенной так близко к Гелиополису и находившейся, как известно, под эгидой тамошних жрецов, являются веским аргументом в пользу гипотезы обсерватории. Правда, мы не видим основания, чтобы соглашаться с научными диссидентами в том, что религия служила там своего рода «легендой», маскировавшей занятия «секретной наукой». Напротив, мы считаем возможным, что, пользуясь сложными методиками исследований, включавшими астрономию, но ею не ограничивавшимися, ученые Гизы — Гелиополиса стремились к абсолютно религиозному и духовному результату — ни больше, ни меньше, чем к «обновлению» и преображению души, подобному возрождению Феникса.