— Самоубийство! Самоубийство! Неверно это, говорю я вам.
— Это прекрасно, Пуаро. Но ведь все совершенно очевидно. Дверь на замке, ключ у него в кармане. Окна закрыты и заперты. Я знаю, такие вещи случаются в книжках, но чтобы на самом деле, — не слыхал. Что-нибудь еще?
— Да, есть еще кое-что. — Пуаро сел в кресло. — Вот я. Я — Шевени-Гор. Сижу за своим столом. Я решился на самоубийство, потому что… ну, предположим, сделал открытие, страшно порочащее родовое имя. Не очень убедительно, но вполне допустимо. Eh bien
[4], и что же я делаю? Нацарапываю на листочке «ПРОСТИТЕ». Да, это вполне возможно. Потом выдвигаю ящик стола, достаю пистолет, который там хранится, заряжаю его, если он не заряжен, и — что, наконец, стреляюсь? Нет, я сперва поворачиваю свое кресло — вот так, и только потом —— Может, он хотел взглянуть в окно. В последний раз посмотреть на поместье.
— Мой дорогой друг, не можете же вы говорить это серьезно. Вы ведь знаете, что это ерунда. В восемь минут девятого уже темно. К тому же в любом случае шторы были опущены. Нет, должно быть какое-то иное объяснение…
— Только одно, насколько я могу судить. Жерваз Шевени-Гор был сумасшедшим.
Пуаро неудовлетворенно покачал головой.
Майор Риддл встал.
— Пойдемте в гостиную, — сказал он. — Пора поговорить с остальными. Может, что-нибудь нащупаем.
6
После невероятных усилий, которые пришлось приложить, чтобы добиться внятных высказываний от леди Шевени-Гор, майор Риддл почувствовал значительное облегчение, беседуя с проницательным юристом, каковым оказался Форбс.
Мистер Форбс был в высшей степени осторожен и осмотрителен в своих высказываниях, но все его ответы попадали точно в цель. Он сообщил, что самоубийство сэра Жерваза сильно его потрясло. Он никогда не относил сэра Жерваза к числу людей, способных лишить себя жизни, и ничего не знает о причинах, заставивших его сделать это.
— Сэр Жерваз был не только моим клиентом, но и старым другом. Я знал его с детства. И должен сказать, что он всегда любил жизнь.
— В сложившихся обстоятельствах, мистер Форбс, я вынужден просить вас о предельной откровенности. Не известна ли вам какая-нибудь тайна, тревожившая или печалившая сэра Жерваза?
— Нет. У него были мелкие заботы, как и у большинства людей, но ничего серьезного.
— Никакой болезни? Никаких разногласий между ним и его женой?
— Нет. Сэр Жерваз и леди Ванда были преданы друг другу.
Майор Риддл осторожно выразил свои сомнения:
— Взгляды леди Шевени-Гор показались мне довольно странными.
Мистер Форбс по-мужски снисходительно улыбнулся.
— Дамам, — произнес он, — позволительно иметь причуды.
Начальник полиции продолжил:
— Вы вели все юридические дела сэра Жерваза?
— Да. Моя фирма «Форбс, Оджилви и Спенсер» работает на семью Шевени-Горов уже больше ста лет.
— А были ли в семействе Шевени-Горов какие-нибудь… скандалы?
Мистер Форбс недоуменно поднял брови:
— Простите, я вас не понял?
— Мсье Пуаро, не покажете ли вы мистеру Форбсу письмо, которое показывали мне.
Пуаро молча поднялся и с легким поклоном вручил письмо юристу.
Мистер Форбс прочел, и брови его поднялись еще выше.
— Более чем удивительное письмо, — сказал он. — Теперь я понимаю ваш вопрос. Нет, насколько мне известно, оснований для подобного письма не было.
— Сэр Жерваз не говорил вам о письме?
— Ни слова. Признаться, я нахожу странным, что он этого не сделал.
— Он привык доверять вам?
— Думаю, он мог положиться на мое мнение.
— И у вас нет никаких догадок, что в этом письме имеется в виду?
— Я бы не хотел высказывать скоропалительных гипотез.
Майор Риддл оценил утонченность его ответа.
— А теперь, мистер Форбс, может быть, расскажете нам, как сэр Жерваз распорядился своим имуществом?
— Разумеется. Не вижу для этого никаких препятствий. Своей жене сэр Жерваз оставил 6000 фунтов годового дохода от имения и один из домов по ее выбору — либо Довер-Хаус, либо городской дом в Лоундез-сквер. Еще, конечно, кое-что из недвижимости, но ничего значительного. Остальное завещано его приемной дочери Руфи. Но с условием: если она выйдет замуж, ее муж возьмет фамилию Шевени-Гор.
— А своему племяннику, мистеру Хьюго Тренту, он ничего не оставил?
— Оставил. 5000 фунтов.
— Насколько я понял, сэр Жерваз был богат?