— Верис, я не могу описать все. Это глупо и занимает слишком много времени. К тому же, то, что я конспектирую в дневнике, носит лишь информационный характер. Какие-либо эмоции или чувства мне уже не испытать. — Фрост покачал головой, ведь если он кого-то ненавидел сегодня, и завтра об этом факте прочитает в дневнике, это будут всего лишь слова. Нелепое сочетание букв, которое, если нет воспоминаний, ничего не значат. — Для того, что бы что-либо чувствовать, я рисую символы на своем теле. Они вызывают непросто воспоминания, а рефлексы на что-то или кого-то. Это очень помогает. Получается что-то типа шестого чувства, когда я ничего не помню, но что-то ощущаю. Все же, жизнью человека правят впечатления, связанные с воспоминаниями, а не сухие факты.
— А я? — Ника снова зевнула.
— Что вы?
— Вы оставили какой-нибудь символ обо мне?
Фрост посмотрел вверх и словно кивнув потолку, сказал:
— Да, Верис. Оставил. Он обозначает, что вы меня в основном — бесите. А теперь найдите себе занятие и не отвлекайте меня.
Ника подняла подушку повыше и накрылась покрывалом. Она и сама не могла уснуть, то ли боясь побега Фроста, то ли ожидая звонка от друга. Но пережитое за последние дни гнало усталость, как подпольный самогон, и Ника не заметила, как задремала. Словно на минуту. Ни снов, ни образов, ни видений, а подобное бывает с ней крайне редко.
Девушка открыла глаза, посмотрела на черный экран телефона — мобильник не подавал признаков жизни. Кирран так и не предпринял первого шага к примирению. В комнате было пусто и тихо.
— Фрооост? — тревожно произнесла Ника, поднимаясь с кровати.
Тишина ответила тиканьем настенных часов. Агент посмотрела на секретер, за которым совсем недавно сидел маджикай — ни дневника Менандра, ни каких-либо листов с записями. Ника глянула на часы — раннее утро.
— Черт! Черт, какая же я дура! — взвизгнула девушка, шлепнув по лбу ладонью и голова тут же раскололась на сотню беспорядочных кусочков мозаики.
Верис простонала от боли и, подняв с пола сумку, выбежала из номера. Она понятия не имела, как давно Фрост улизнул вместе с фолиантом, и как скоро она сможет его нагнать. А главное, куда именно ей следует мчаться. Сигнатурный маджикай рано или поздно должен был сбежать от нерадивой девчонки, даже если и не планировал, но Ника так часто думала о побеге, что по закону притяжения иного хода событий и не предвиделось. Девушка словно в параноидальном бреду спустилась по длинной лестнице в холл.
— Извините, а господин… — подходя к ресепшену спросила она, напрочь забыв под каким именем здесь был записан Фрост, — в чьем номере я ночевала, давно ушел?
Пузатый мормолик улыбнулся и, пожав плечами, ответил:
— Господин Джелу никогда не докладывает, когда уходит.
Верис стукнула кулаком по стойке и опустила голову. Какое-то время, проплавав в бушующем океане своих мыслей, девушка вдруг почувствовала на себе тяжелый взгляд. Да настолько гнетущий, что Ника не выдержав, подняла голову и обернулась.
На лестнице в опасно-боевой позе стояла мормолика с ярко-голубым париком пластиковых волос на голове.
Ника сглотнула подкатившую к горлу жуть и поняла, что не надела плащ, который, даже если бы она о нем и вспомнила, ушел вместе с Фростом.
Мормолика сделала несколько тяжелых шагов вниз по лестнице, нахмурила подпаленные брови, сжала руки в кулаки и оскалилась.
— Лушана? — тихо произнесла Ника и попятилась назад.
Мормолика прибавила темп, и агенту службы охраны, ничего не оставалось, как побежать — трусливо, словно прогоняемая поганой метлой.
— Нет, Лушана! Успокойся, — возмутилась Ника, выбегая из здания.
Сзади слышался грозный топот. За госпожой Верис будто гналась разъяренная медведица. Пролетев несколько метров, Ника подумала, что достаточно глупо бежать, при условии, что в распоряжении были сверхвозможности, в отличие от способностей мормолики.
— Лушана, давай поговорим, — с усталой улыбкой сказала Верис, остановившись.
И тут же была сбита с ног.
Захрустели ветки. Мормолика шипела, а агент службы охраны беспардонно сквернословила, пока они кубарем катились в овраг. Колесо из девичьих тел закончило путешествие, встретившись с доброжелательно раскинувшим корни деревом. Ника сбросила свалившиеся на лицо обломленные ветки, да листья, и замерла, увидев кулак-молот, однажды уже грозившийся сокрушиться прямиком в нос.
— Аггха-хагха-гха, — устрашающе произнесла Лушана.
— Давай сыграем во «всезнайку»? — выставив вперед руку, протараторила Верис.
Мормолика произнесла насмешливо, но удивленно:
— Гха?
— Извини, меня Лушана.
Мормолика ожидала чего угодно, но только не извинений из уст великородной наследницы.
— О чем ты говоришь? Я сейчас размозжу тебе глаз!
— Я хочу сказать, что сожалею о том, что сожгла ту папку. Но ты сама виновата, потому что дело твоей жизни, было жизнью моей.
Мормолика опустила кулак, и ее лицо приобрело дружелюбно-растерянные черты. Какое-то время она тяжело дышала. Минуты две девица разбиралась в собственных чувства и, наконец, произнесла:
— Тогда уж и ты меня извини.
Ника поднялась на локтях и сказала: