Зеркало силы (СИ)

Впрочем, последний отчет меня удивил больше всего. Через год, для общей оценки работы жандармерии, проводилась проверка дел. Дознаватель решил навестить семью Соколовых и оказалось, что они через месяц после пропажи сына получили какое-то огромное наследство и уехали к восточным границам империи.

На этом дело было официально закрыто.

Выходило, что кто-то очень хорошо заплатил родне Соколова за молчание и чтобы их не было в столице, если тех начнут искать.

Похоже, при создании артефакта произошел несчастный случай. Другой причины я не пока не находил. Но зачем предок оставил эту фамилию на схеме?

В общем, понятнее мне не стало. Но последнее, что я мог предпринять — поднять домашнюю бухгалтерию и проверить, были ли в то время крупные расходы у Вознесенских. Если заплатили не мы, возможно граф намекал на долг перед родней парня.

Но в любом случае, что с ним случилось, сейчас уже было не выяснить.

Я сфотографировал все материалы, положил папку на стол и отправился в допросную.

Заужский с Тимофеем пили чай и мирно обсуждали каким образом замаскировать дело о звездных осколках. Пристав как раз выслушивал идею рыжего, состоящую в том, чтобы сделать вид, что его арестовали за драку и отправили куда-то дожидаться суда.

— Не выйдет, — помотал головой жандарм. — А ну как решат проверить — а тебя нет в камере. Ты не думай, у нас бардака нет, заключенные не теряются, как их сопроводительные бумаги. Нет, не получится.

На отсутствие бардака парень скептично хмыкнул, но спорить не стал. Уже начал учиться манерам.

— Да просто отпустите всех, — предложил я. — Тимофей не будет выдвигать обвинения, те трое тоже, уверен. Главное, вы заявления составьте грамотно, чтобы лазейку оставить для следующего разбирательства. Если вы отпустите только Тимофея, точно подозрения возникнут.

— Так они сразу же искать его начнут.

— Думаете в первую очередь они его будут искать у меня? — улыбнулся я. — Пусть рыскают по злачным местам, уж на кого, а на меня вряд ли кто подумает.

Рыжий хотел встрять в разговор, но я остановил его жестом. От Новгородского скрыть не получится, но я сам поговорю с мастером воров. Раз уж он не желает парню плохого, будет молчать.

— Ну хорошо, — пристав задумчиво постучал по столу ручкой. — Пусть пока граф Сурмяжников будет спокоен. Единственной его заботой будет убрать свидетеля. Уж извини, — натянуто улыбнулся он рыжему.

Тот равнодушно пожал плечами, показывая что вовсе не боится такой перспективы.

— Только всё же придется устроить небольшой беспорядок… — протянул я, глядя на приметную шевелюру Тимофея и обратился к приставу: — Сможете затянуть оформление? До послезавтрашнего утра?

Заужский возмущенно засопел, ожидая от меня объяснений. Рыжий заинтересованно выпрямился и глядел с предвкушением. Он-то уже понял, зачем мне отсрочивать его поиски, особенно в Тучковом буяне.

— Очень надо, — привел я железный аргумент.

Какое-то время мы с Лаврентием Павловичем мерились взглядами. Мой был холодный и серьезный, а его испытующий и немного недоверчивый. В итоге он понял, что речь идет о сфере, лежащей за пределами закона. И предусмотрительно решил отстраниться:

— Постараюсь. Но если вмешается граф Сурмяжников…

— Предупредите меня и Тимофей тут же окажется на своем месте в камере. Вы же его всё равно в одиночную отвели? Вот никто и не заметит.

— А как вы его выедете отсюда? — пристав тоже оглядел парня, задержавшись на волосах.

— Уж поверьте, сумеем выйти незамеченными, — заверил я жандарма.

Это Заужскому совсем не понравилось и его можно было понять. Знать, что из его участка можно просто уйти, ему было неприятно.

Но перспектива раскрыть еще одно очень громкое дело вынудила пристава закрыть и на это глаза. Тем более ничего дурного в этом не было, мы спасали парня.

— Ну хорошо, — стук ручки ускорился. — Только пообещайте…

Он замолчал, не зная что я должен ему пообещать. Понимал, что задумал я нечто незаконное.

— Я постараюсь, чтобы никто не пострадал, — всё что я мог сказать честно.

Заужский этим вроде удовлетворился, но тяжело вздохнул и устало опустил плечи. Восприняв это как знак, что нам пора, я попросил пристава вызвать сопровождающих и отвести рыжего в камеру.

Когда Лаврентий Павлович вышел, спросил парня:

— Сможешь пройти за пределы участка?

— Смогу, — хмуро ответил он. — Но худо будет. Очень.

— Я буду ждать снаружи и подпитаю тебя, — я не стал врать ему, что с собой есть накопитель жизни.

Но и признаваться в том, что я универсал, пока не торопился. Поймет сам — значит достаточно сообразительный, чтобы посвящать и в другие тайны.

Он кивнул, безоговорочно поверив мне. Это радовало, принял решение и теперь сомнений у парня не было. Меньше проблем возникнет.

Тимофея увели, а я попрощался с приставом и вышел на улицу. Темнота не принесла прохлады, жаркий дневной воздух плотной завесой застыл над городом. Под подошвами плавилось покрытие дорожки, ведущей через сквер.

Я обошел здание и остановился рядом с глухой стеной, за которой находились камеры. Ровно на границе сигнальной сети.