Ее немедленно усадили за стол. Казалось, хозяйка комнаты не могла перенести, чтобы гость стоял у порога, как неродной – это ее унижало. Наташа обнаружила перед собой рюмку водки и тарелку с огурцом. Пьянство было обставлено настолько классически, что женщина даже не смогла возмутиться. В самом деле – что тут добавить? Водка, огурец… «Этакий минимализм. В своем роде, пуританство… – подумала Наташа. – Сколько раз я видела этот натюрморт и столько же раз поражалась – как мало нужно человеку, чтобы стать… свиньей! Но ведь и это еще не последняя степень падения. Последняя – это фигуры под забором, а это, в своем роде, традиция».
– Давай выпьем, – предложила ей фигура, оказавшаяся на свету еще нестарой женщиной. – А чего ты к ней ходила?
И немедленно опрокинула свою рюмку. Пила она артистически – не поморщившись, не вздрогнув. «Значит, еще не дошла до крайней степени падения, – поняла Наташа. – Застарелые алкаши пьют иначе. Вот мой старший брат… Тот бывало, корчился после своей порции. Смотреть было невозможно… Не человек, а оболочка человека, а внутри плещется водка…»
– Чего ж ты? – внезапно обиделась хозяйка, увидев, что рюмка Наташи стоит нетронутая. – Брезгуешь, что ли?
– Нет, – Наташа храбро взяла рюмку, затаила дыхание… И выпила. Алкоголь она не переносила, но пила легко. Первую рюмку ей налил отец, когда она закончила школу. Был устроен праздник. Иван, уже работавший на заводе, тогда еще только начинал «зашибать». Илья не пил, Анюта тоже. Отец все подначивал старшую дочку: «Ну что ты отворачиваешься, боишься, что ли? Как неродная!» И тогда она, переламывая себя, взяла полную до краев рюмку, поднесла ее к губам, ожидая немедленной смерти, рвоты, еще какой-то катастрофы… И неожиданно легко опустошила ее до дна, ощутив только легкость и тепло, да еще неприятный привкус на языке. Отец восхитился ее смелостью и налил еще. А потом вдребезги пьяная дочка слушала, как он толковал немногочисленным гостям о том, что потомство его не подвело, сразу видна родная кровь. Здоровому человеку все на пользу! Со времени того дебюта Наташа пила очень мало – так мало, насколько это было возможно, учитывая студенческую жизнь, праздники и всяческие иные поводы. Но теперь она решила, что повод есть. Водка не доставила ей удовольствия, однако успокоила и порадовала хозяйку.
– Молодец, – пробормотала та. – Не то что Танька. Ты ей кто?
– Да никто, – честно ответила Наташа. Водка слегка развязала ей язык.
– Ага. Давай еще?
Наташа мотнула головой, чувствуя, что алкоголь начинает завладевать кровью. Все стало чуть-чуть проще, и мир выглядел светлее. Рюмки снова были наполнены. Хозяйка моментально выпила, а гостья умудрилась выплеснуть свою порцию под стол. Промокла юбка, но что это значило по сравнению с тем преимуществом, которое она получила? Та размякла, а Наташа сохранила ясность мысли.
– Вот, например, ты, – немедленно пустилась в откровенности хозяйка. – Я первый раз тебя вижу! И вот села, выпила – как человек.
Наташа молчаливо соглашалась. Собственно говоря, отрицать свою человеческую сущность было бы глупо, да и спорить с пьяным – дело неблагодарное. Хозяйка нашарила смятую пачку сигарет и закурила, несколько раз промахнувшись горящей спичкой мимо кончика сигареты. «Хороша уж, – брезгливо подумала гостья. – По ее мнению, кто водку пьет – тот и человек. А может, даже и сверхчеловек, если пьет много. Где ее муж, интересно? Вроде бы Татьяна говорила, что тут живет семья».
– Села и выпила, – с тупым упорством повторила хозяйка. – А Татьянка? Ни разу. Ни разу!
И многозначительно подняла палец, требуя особого внимания к своим словам.
– Да уж, – дипломатично произнесла Наташа.
– И не говори, – та отмахнулась и нечаянно ударила себя по колену. Рассмеялась: – Блин, поздно как… Где он шляется?
– Ваш муж?
– Ага, он… Сорняк такой. – И снова последовал дурацкий смех. – Вот придет и начнется… А без него хорошо, тихо.
И неожиданно представилась:
– Лариса.
– Наталья.
– А что ты у Таньки делала? – осведомилась та. – Я тебя что-то раньше не видела.
– Да я в Москве живу, – подлаживаясь к ее тону, ответила Наташа.
Лариса поправила выкрашенные в рыжий цвет волосы, энергично растерла оплывшие розовые щеки. Она вся была яркая – но некрасиво яркая, будто смоченная водой акварельная картинка. Застарелая опухоль обезображивала лицо, когда-то бывшее правильным и возможно, даже красивым. Голубые глаза терялись под набухшими сизыми веками. В ушах качались дешевые серьги с поддельными камнями. Цветастый халат с трудом сходился на расплывшейся груди.
– А, в Москве, – протянула Лариса. – Ну понятно. И как там?
– Да ничего особенного, – ответила Наташа на идиотский вопрос. В самом деле – как там? Наверное, так же, как и везде. В восемнадцать лет, убегая из дома, она бы не поверила, что когда-нибудь скажет такое. Москва казалась дивным, новым миром, где все будет иначе, чище, ярче… Возможно, подействовала выпитая рюмка, но, скорее всего, сам гнилой воздух барака постепенно отравлял ее.