Но дома оказалась одна Елена Юрьевна. Несомненно, она слышала, что кто-то заговорил на кухне, но так и не вышла из дальней комнаты. Это само по себе уже было удивительно. Наташа остановилась на пороге, с недоумением глядя на спину Елены Юрьевны, которая и не думала оборачиваться.
Та сидела у окна, и судя по всему, наблюдала, как на грядках растет капуста. Ее бездействие в эту пору дня тоже было чем-то необыкновенным. Когда наступал вечер, женщина обыкновенно занималась приготовлением ужина или шитьем – мало ли нужно внучатам! – или прополкой огорода, да чем угодно – дел у нее хватало. Но сидеть и бесцельно смотреть в окно было не в ее характере.
– Вы здоровы? – осторожно осведомилась Наташа.
Та вздрогнула, как будто действительно не слышала прихода гостей, но почему-то не обернулась.
– А, ты приехала, – глухо сказала она. – У следователя была?
– Была. – Наташа медлила. – А вы?
– И мы были, – та шумно вздохнула. – С мужем. Зачем ты пришла?
– А вы не догадываетесь?
Наташа собрала последние силы. Да, она всегда повиновалась этой женщине. Да, та сделала ее семье, особенно детям, немало добра. Но на этот раз подчиняться было невозможно, да и благодарить не за что.
– Вы скрыли от меня, что ваш сын ходил к Анюте, – сдавленно произнесла она. – А я по всему городу выясняла, кто этот парень… Вы молчали.
– Я сама не знала, – все так же сидя спиной, ответила та.
– Кто вам поверит?
– Не веришь, значит?
Елена Юрьевна обернулась, и Наташа тихо вздохнула. Воздуха ей не хватало – под левым глазом многоуважаемой всеми солидной дамы багровел кровоподтек, который обещал назавтра созреть в полноценный синий фингал.
– О! – только и сказала она.
– Не обращай внимания. – Елена Юрьевна, наконец, встала. Нашарив на полке картонную коробку с допотопной пудрой, неизвестно как уцелевшую от советских времен, она щедро, наобум припудрила щеку. В зеркало Елена Юрьевна при этом не гляделась.
– Кто там с тобой явился? – горько спросила она, закончив нанесение макияжа. – Кого привела? Зачем?
– Я…
– Явилась на мое горе полюбоваться, да? Хватило у тебя наглости, нечего сказать. Еще нужно разобраться, кто кого соблазнил – Дима Анютку или она его!
Она постепенно распалялась, прежнее напускное смирение и горечь исчезли.
– Говорят – видели его, свидетели есть! Да эти свидетели мне – тьфу! Пусть он сам скажет, что с ней спал, тогда поверю!
– А он уже сказал, – со сдержанным гневом возразила Наташа. – Он мне рассказал, я – следователю, так что давайте, не будем трогать память моей сестры.
Елена Юрьевна заморгала припорошенными розовой пудрой ресницами. Выглядела она нелепо и жалко. Пудра, наверняка купленная в ту пору, когда цвет ее лица был ярче и свежее, теперь оставила странные разводы на увядшей коже, не слившись с ее фоном. Елена Юрьевна походила на постаревшего клоуна, вздумавшего нанести грим, но, конечно, не сознавала этого. Наташа вообще не замечала, чтобы та когда-нибудь красилась. Вполне возможно, что пудра принадлежала не ей самой, а досталась по наследству от матери и относилась к эпохе пятидесятых годов.
– Что ты болтаешь? – выдавила она. – Он сказал сам… Кому? Тебе?!
– Да, это он ждал меня у дома, когда я к вам прибежала звонить в Москву! И мы проговорили всю ночь! Так что хватит, хватит! – Наташа почти кричала. – Если бы вы не знали, что он там, вы бы давно ко мне явились! Нет, вы ждали, выжидали! Вы на дом нацелились, а я вам была безразлична! И моя сестра тоже! Ненавижу вас, ненавижу! Вы…
Она не смогла подобрать слова и резко замолчала. Елена Юрьевна не останавливала ее. Она неловко вытирала испачканную пудрой щеку. На кухне, где оставались Женя с ребенком, тоже было тихо. Там слышали каждое слово, но не вмешивались. Наташа еще раз порадовалась тому, что подруга пришла вместе с ней. Ей было очень не по себе.
– Вы воры, – закончила она, наконец. – Вы деньги украли у Анюты, а у меня захотели даром получить дом. Отдайте документы, которые мы собрали. Вы мой дом не получите.
Елена Юрьевна безропотно подчинилась. Тонкая папка с матерчатыми завязками легла на стол, и Наташа тут же ее схватила:
– Теперь признайтесь, что это вы все подстроили! Это вы довели мою сестру до смерти, чтобы потом заняться мной! Я-то все поняла!
– Деточка, – с трудом выговорила Елена Юрьевна. – Ты ошибаешься…
Это была совсем не та женщина, которая когда-то властно правила и своей семьей, и ближайшими соседями. В ней как будто что-то сломалось, какой-то основной стержень, несущий прежде тяжесть всей этой власти и помогавший ей не сгибаться в самых пиковых ситуациях.
– Я не знала ничего… – почти шептала Елена Юрьевна. – Я и сына-то давно не видела… Что ты, милая! Я тут ни при чем.
– Это вы сына давно не видели? – с неприятной усмешкой возразила Наташа. Она уже успела проверить документы в папке и убедилась – те самые. – Могу подумать… Да вы детей в ежовых рукавицах держите!