Зеркало сновидений

Страшно взглянуть на те рожи, которые окружают их со всех сторон. Бритые затылки сменяются сальными гривами и кудлатыми бородами. Руки, бугрящиеся мышцами, покрыты татуировками. Желтозубые рты орут все сразу, так что общий гвалт сливается в одно слово — да и то в высшей мере неприличное. Они ещё более отвратительны, чем та толпа, что наполняла осквернённую церковь в Гримроуд-парке; единственное отличие в том, что здесь я вижу не чудовищ, а людей.

Что в данном случае гораздо хуже.

Однако наших голубков ничуть не смущают обитатели этого злачного места. Мэтт чувствует себя, как рыба в воде, и его настроение явно передалось и Вивиан. Пока им хоть как-то удаётся слышать друг друга сквозь гомон, их не заботит ничто другое.

— И тебя по-прежнему тянет к ней? — раздаётся в моей голове голос Танатоса.

— Это не она, — медленно говорю я. — Это её отражение в зеркале сновидений Мэтта, который уверен, что всех девушек можно покорить одним и тем же путём. Настоящая Вивиан не стала бы…

В два простых слова Танатосу удаётся влить целое море сарказма:

— Ты уверен?

Но мне некогда отвечать. Я переступаю порог забегаловки, которую там обошёл бы десятой дорогой.

По океану потной человеческой плоти ходят высокие волны; массивные туши образуют постоянно меняющийся лабиринт, узенькие тропки которого не остаются на месте ни на секунду. Проскользнуть по этим тропкам, не задев никого и не оттоптав ни одной ноги — задача почти невыполнимая, требующая немало сил и времени.

Я не желаю тратить ни того, ни другого.

Складки плаща на моих плечах приходят в движение — и человеческие волны расступаются передо мной. А если говорить без излишнего пафоса, то столы, стулья и люди просто разлетаются в стороны. Крики боли и ярости совершенно не режут слух: в этом баре, куда ни на минуту не пускают тишину, они кажутся привычными и даже обыденными.

Поэтому парочка за дальним столиком едва замечает меня, когда я появляюсь перед ними. В их глазах лишь лёгкое удивление. Мэтт пытается принять благородно-суровое выражение лица; он как будто ждёт, что я попрошу разрешения потанцевать с его девушкой.

Танатос что-то шепчет мне в ухо, но я не хочу слушать. Я знаю, что сейчас может произойти всё, чего я ни пожелаю. Мэтт даже не догадывается, что парень в диковинном чёрном плаще держит в руках его судьбу. Одно движение — и табурет, на котором сидит байкер, сожрёт его и не подавится. Или, если мне захочется зрелищности, в бар вломится бронированный динозавр. А ещё я могу просто скомкать этот сон и вылепить из него свою реальность, в которой Мэтт будет плутать столько, сколько мне угодно. Плащ в нетерпении шевелится у меня на плечах, готовый превратить окружающую нас полутьму в полную тьму.

Но, не обращая внимания ни на плащ, ни на Мэтта, я уверенным движением беру за руку Вивиан и гляжу ей в лицо.

Как долго я мечтал ощутить её пальцы в своей ладони… Как я жаждал беспрепятственно смотреть в её светло-светло-серые глаза… Там, в реальности, Вивиан стала для меня кем-то вроде персонажа фильма, который нельзя посмотреть заново; я стремился ко встрече с ней, но в глубине души даже не считал это возможным. Там я привык довольствоваться памятью о ней, здесь — искажёнными отражениями в зеркалах сновидений. И теперь, когда она передо мной — почти реальная, поскольку сознание простодушного Мэтта не смогло её изменить — я даже не успеваю насладиться мигом прикосновения и взгляда…

И лишь проснувшись, я понял, что мне был отпущен только миг.

*****

С тех пор, как я улёгся, прошло уже часа два, но сон по-прежнему не шёл. Впрочем, скажу точнее: он пытался прийти ко мне — но безуспешно. Не обращая внимания на мучительную резь в усталых глазах, я не позволял своим векам сомкнуться.

Приближалось моё последнее путешествие в чужое сознание. Моя цель была близка, как никогда, но всё же я не мог решиться протянуть к ней руку. Даже перед тем, как проникнуть в сон Мэтта — того самого Мэтта, появление которого всегда знаменовало начало кошмара — моё сердце билось не так часто. Я не мог понять самого себя: что такого ужасного может ждать меня во сне нежной девушки? Меня, прошедшего и готический лес, и лабиринты ночных улиц? Особенно теперь, когда я сам властен над кошмарами, а не они надо мной?

Вот именно это меня и пугало. Когда Гипнос впервые предупредил меня, что я являюсь носителем смерти в обличье Танатоса, я отмахнулся от его предостережений. Я был уверен, что смогу совладать с любой опасностью и уберечь от неё как себя, так и моих друзей. До сегодняшней ночи так оно и было; однако я успел убедиться в том, что Танатос обладает слишком сильным даром убеждения.

Более того, если признаться честно, мне не так уж страшно было нести кошмары Танатоса в сны Бенни и Магды — не говоря уже о Мэтте. Но сейчас, когда свои двери передо мной откроет беззащитное сознание Вивиан… Что сможет оправдать меня, если я позволю тьме ворваться и в него?