Зеркало судьбы

Полшага, нет, треть шага вперёд, навстречу замечательному остроконечному пресс-папье на краю стола. Медленно, по чуть-чуть — чтобы он ни о чём не догадался.

— Со своим Наставником каждый может договориться, — Рёссель потянулся за кофейной кружкой. — Ты до сих пор не понял? Они такие понимающие, такие нетребовательные — точь-в-точь как наша совесть, да?

— Чушь! — чёрт, фальшиво вышло. Но податься вперёд удалось почти естественно.

— Скучный ты, Илюша, — глухо усмехнулся он. — И о главной тайне Эксперимента тоже не спросишь? Хотя что о ней спрашивать — вот он я. Как видишь, для нас смерть в Городе — не конец. Она лишь отшвыривает нас обратно в точку вербовки. Вот так всё просто и грустно, правда? То есть, скажем, если бы ты тогда мне не помешал — моя замечательная Ванесса всего лишь вернулась бы в Нант к своему кухонному боксёру. Видишь? Совсем и не страшно.

Дыхание Ванессы стало прерывистым и тяжёлым. Руки бессильно взметнулись к горлу. Минутку. Потерпи ещё минутку.

— И что, ты всё это затеял, чтобы мне отомстить? — выкрикнул Илья.

— Фу, как пошло, — поморщился маньяк. — Нет уж. Твоим старым полицейским удостоверением я, признаться, воспользовался — надо же было как-то объяснять людям, почему они должны мне дверь открыть? Но это же такие мелочи. Я мыслю более глобально. Эксперимент затянулся, ты не находишь? Вам самим тут от себя не тошно, господа эскаписты? Я и в первый-то раз заскучал… Кстати, Илюша, ты к этой штуке подбираешься?

Отшвырнув кружку — цепочка брызг протянулась по бирюзовому ковру — Рёссель подтащил к себе пресс-папье и подмигнул Илье.

— В общем, я решил, что самый верный способ взорвать этот дурной мирок — открыть вам глаза на природу вещей. Вы же сами друг друга сожрёте, как пауки в банке, стоит вам узнать, что всё дозволено. Но сам подумай: кто бы поверил мне одному? Ну выйду я на площадь Гейгера. Начну орать, что вернулся. Да такие скептики недоделанные, как ты, меня бы в два счёта в дом скорби определили! А вот десяток гостей с того света — это уже аргумент повесомее… Несси, ну что ты? — скривился Рёссель. — Тебе совсем плохо? Астма? Некстати-то как… Так уж и быть, возьми ингалятор. Он ведь в той сумочке, да? Только без фокусов.

Ванесса зашарила руками по паркету. Сумка с вещами, которую она привезла в клинику из дома, лежала на столике у входа. Илья бросился к ней.

— Стоять! — прикрикнул Рёссель. — Она сама. А пока наша храбрая Несси борется с недугом, поболтаем с тобой. Ты главное-то понял? Почему я выбрал именно этих людей?

— Ты выбирал тех, кто, по-твоему, не сможет не вернуться, — тихо сказал Илья. — Тех, у кого в Городе осталось что-то незаменимое, то, чего им в той жизни недодали — дети, власть, успех. Но ты облажался. По полной облажался. Видишь, никому оно сто лет не надо — по новой лезть в Эксперимент. Только таким психам, как ты.

— Где-то они да есть, — Рёссель покачал головой. — Где-то в Городе, я имею в виду. Нет, Илюша. Эти бы — вернулись. Я-то в людях разбираюсь, это ты у нас дурачок. Несси тебе помочь хотела, предупредить — а ты её в благодарность в дурдом сдал. Самому-то не совестно?

Ванесса наконец дотянулась до сумочки — и дрожащими пальцами пыталась справиться с застёжкой-молнией, ловя ртом воздух. В приёмной трезвонил телефон. Осколки кружки поблёскивали на паркете, отражая свет электрических ламп.

Илья бы сейчас отдал всё на свете, чтобы суметь добраться до одного из этих осколков и полоснуть себя по горлу — лишь бы прекратить всё это, отказаться от мира, где возможно существование Рёсселя, собственное унизительное бессилие…

— Кстати, мы тут с Несси радио слушали, — ухмыльнулся Рёссель. — Говорят, ты мальчика какого-то зарезал? От тебя я такого не ожидал, признаюсь. И как тебе? Понравилось? Скажи, есть в этом что-то…

Грохнул выстрел.

Ванесса медленно поднялась, держа в руке пистолет. Тот самый, из коробки. Подошла к Рёсселю. Заглянула в развороченную выстрелом рожу. И улыбнулась. В первый раз за пятнадцать лет.

Илья смотрел на неё — и не узнавал. Такая же, как он привёз её вчера — невысокая, сутулая, с небрежно собранными полуседыми волосами, в домашнем халате, — и всё-таки другая. Будто выстрел вытравил вечный испуг, намертво впаянный во взгляд голубых глаз.

— Прости, — через силу проговорил он. — Несса, прости. Но ты же понимаешь, как сложно было в это поверить?..

— Понимаю, — кивнула она.

И ушла. Как-то вдруг растворилась в сером тумане, залившем двор — словно и не было ни её самой, ни пятнадцати лет вместе.

9

Где-то наверху хлопнула форточка. Из окна полился поток визгливой бабской брани, ввинчиваясь в охваченный сонным отупением мозг:

— Нет, да ты посмотри! Опять он тут сидит, гад! Нажрался и сидит! Иди отсюда, алкаш сраный, сколько можно здесь ошиваться?

Илья зачем-то заглянул в давно опустевшую бутылку. С неожиданной злостью отшвырнул её в придорожные кусты, выругался и привалился спиной к холодной стальной двери подъезда.