Зеркало треснуло

— Я хотел бы попытаться объяснить вам, старший инспектор, почему все эти люди так себя ведут. Жизнь киноартистов — постоянное напряжение, которое тем больше, чем больший успех они имеют. Они всегда, в любое время, на глазах у публики. Их работа — съемки, ужасно тяжелый монотонный труд, который длится долгими часами. Они приходят утром, ждут, играют в маленьком эпизоде, который затем без конца переснимают. В театре актеры репетируют сразу же целый акт или хотя бы часть акта. Это еще более или менее приемлемо. Но в кино, как вы знаете, все шиворот-навыворот. Это утомительное, изматывающее занятие. Конечно, они живут в роскоши, пользуются всевозможными успокаивающими средствами медицинской помощью, ваннами, косметикой, устраивают приемы, развлечения, но они постоянно на виду у публики! Они не могут спокойно развлекаться. Они не могут позволить себе даже расслабиться.

— Могу представить себе это, — сказал Дэрмот.

— Да, могу.

— И еще, — продолжал Гилкрист.

— Люди, выбирающие профессию актера, и особенно те, кто пользуется успехом, обладают определенным типом личности. Это, как мне удалось установить по опыту, люди, как говорят, со слишком тонкой кожей, большой чувствительностью, к тому же всю жизнь мучающиеся неуверенностью в себе. Мучительное чувство неадекватности, опасение, что вы не делаете того, чего они от вас все ждут. Бытует мнение, будто актеры и актрисы — самоуверенные люди. Это не правда. Они далеко не высокого мнения о себе, они постоянно недовольны собой и всегда нуждаются в каком-либо успокоении. Их постоянно требуется подбадривать. Спросите Джейсона Радда, и он скажет вам то же самое. Режиссерам приходится давать им почувствовать, что они могут справиться со своей задачей, неоднократно заверять их в этом, пока не получится нужного эффекта. Но они все равно остаются неуверенными в себе! Именно поэтому они все такие, выражаясь обычным, непрофессиональным словом, нервные! Чертовски нервные! Сплошной клубок нервов. И чем больше расстроены их нервы, тем лучше их игра.

— Интересно, — заметил Крэддок.

— Очень интересно. Хотя я не вполне понимаю, к чему вы…

— Я хочу заставить вас понять Марину Грегг, — сказал Морис Гилкрист.

— Вы, конечно, видели фильмы с ее участием?

— Она прекрасная актриса, — сказал Дэрмот.

— Прекрасная. В ней есть личность, красота, обаяние.

— Да, — согласился Гилкрист, — в ней все это есть, и все же ей приходится работать как дьяволу, чтобы производить нужный эффект. Это требует немало нервов, а она не так уж сильна физически. Далеко не так сильна, как следовало бы. А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама избрала этот путь. Она сильно страдала всю свою Жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков «е был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между этими двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее. И мир потерял бы прекрасную актрису.

Он замолчал. Дэрмот Крэддок не прерывал его молчания. Ему очень хотелось знать, зачем Морис Гилкрист сказал ему все это. Для чего этот глубокий, детальный анализ Марины Грегг? Гилкрист смотрел на него. Похоже было, что он ждет от Дэрмота какого-то вопроса. Дэрмот хотел бы знать, что же это за вопрос. Наконец он спросил наугад:

— Она была очень расстроена случившейся здесь трагедией?

— Да, — ответил Гилкрист.

— Пожалуй, даже чересчур, да?

— Ну, видите ли, это зависит… — начал доктор Гилкрист.

— От чего?

— Это зависит от причины ее расстройства.

— Полагаю, — заметил Крэддок, продолжая блуждать в темноте, — что этой причиной было потрясение, вызванное внезапной смертью в самый разгар приема.

— Он заметил, как лицо его собеседника на мгновение изменилось.

— Или же вы полагаете, — продолжал он, — что была еще какая-нибудь причина?