– Тебе этих мытников мало, Энвин? Мало тех, что из иных детей появились? Хочешь и этого в нежить превратить?
– Но он погубит нас всех! Погубит! Марта, а ты чего молчишь? Скажи им, надо выбросить младенца!
– Я не знаю, Энвин, – отвела глаза девушка. – Он же не виноват. Сделаем еще одного мытника – на нас грех будет.
– Но он кричит! Он без вины, просто кричит! Кричит! Вякнет еще раз – и сюда тоже эти голодные твари прилетят. Пока вы тут думаете да гадаете, они в любой миг появиться могут. Выбрасывать его нужно. Немедля.
– Как выбрасывать? Как мы без детей? Тогда и самим жить ни к чему. Можно самим к мытникам уходить. Зачем жизнь наша, коли детей после себя не оставим? Чего ради мы тогда мыкаемся?
– Мы жизнь свою спасаем!
– Да зачем, если она все едино с нами прервется? Жизнь затем, Энвин, дается, чтобы в детях ее продолжать!
– Ты чего, Энвин, немецких сказок на ночь начитался? – не выдержал и Андрей. – Как можно ребенка маленького, беззащитного на съедение оставлять?!
– А тебя вообще не спрашивают! Приперся тут незнамо откуда, еще советы тут станет давать!
– Что?! – Сабля сама прыгнула Звереву в руку. Но Марта успела кинуться между парнями:
– Прекратите немедленно! Мало нас мытники истребляют, так вы еще затеяли друг друга убивать! Перестаньте! А ты, Энвин, видать, забыл, что именно за младенцев брошенных на нас Праматерь осерчала, кару наслала страшную. Хочешь еще сильнее ее озлить? Не будет такого! Никуда мы ребенка не бросим! С нами останется. И все!
– Но уходить отсюда надо завтра же, – буркнул паренек. Мы тут, как в котле – только сварить и съесть осталось.
Ребенок покачал головкой, неожиданно запищал. Инни торопливо дала ему грудь – мальчонка довольно зачмокал.
– Уходить надобно отсюда. К вороньей слободке уходить нужно, в лесу не так страшно, – решил Энвин. – Ночью и уйдем. Мы с чужаком за рыбой сбегаем, а опосля прямо к вам вернемся.
На Андрея он не смотрел, и новик спрятал саблю. Ему было странно, что взрослыми мужиками командует мальчишка вдвое моложе. Может, он из какого местного дворянского рода? Или единственный умелый рыбак, и от него зависит вся группа? Если приходится скрываться все светлое время, то на охоту или собирательство надежды нет, только на сеть. Хотя вокруг под деревьями наверняка с осени еще немало грибов, прихваченных морозом, едоков дожидаются.
Зверев выглянул в окно. От далекого озера к дому тянулась широкая полоса следов.
«Да-а, если мытники даже зимой, при таких подсказках, добычи найти не способны, они действительно невероятно тупы. Тварей, кстати, вроде не видно…»
Андрей прошел по подполу, в котором они сидели, поднялся на этаж выше. Здесь было тепло – как раз сюда через щели в подгнившем полу проникал от печи весь жар. Как следы былой сытой и покойной жизни стояли вдоль стен окованные железом сундуки, большой стол на многодетную семью, возвышались заставленные глиняными кувшинами полати. В углу пылился оставленный сгинувшей хозяйкой ухват. Богатый дом, бортники не бедствовали. Отсюда в лес детей наверняка никто не носил. Но кара рухнула на всех.
Новик поднял крышку одного из сундуков – и тут же захлопнул из-за поднявшейся пыли. Видимо, здесь хранились ткани, которые истлели от сырости. Крыша-то дырявая, все уже давным-давно дожди заливают. Однако он полюбопытствовал, открыл второй. Там были свалены любовно обмазанные жиром топоры, молотки, гвозди, стамески, копейные наконечники, несколько длинных клинков для мечей – без рукоятей. Ох, хорошо жил бортник. Железо во все времена недешево, и уж тем более, когда мечи и копья в ходу. А тут – целый сундук такого добра! Пудов десять, наверное, весит. Как бы сквозь пол трухлявый не провалился.
– Ты чего там делаешь, чужак? – окликнул его Энвин.
– Наконечники нашел для копий.
– А проку с них? Пока одну тварь колешь, другая тебе уже бок отгрызет. То ли дело бердыш – им и колоть, и рубить, и резать одновременно можно.
– Может, как раз на бердыши их и перековать?
– Хорошо бы… А ты умеешь? Кузнеца у нас уж года два, как задрали.
– Кабы и умел, – осторожно закрыл крышку Зверев, – для кузни уголь нужен, меха, свет. И звону от нее столько, что все мытники в округе слетятся.
Он вернулся вниз, сел на стоящую у стены колоду, откинулся на спину, закрыл глаза… И почти сразу его разбудил детский плач.
– Этот ребенок погубит нас всех! – буркнул Энвин. – Попомните мое слово. И сам не выживет, и нас сгубит.
Новик ненадолго задремал, – а когда открыл глаза, за окном уже смеркалось. Оно и понятно: минувшую ночь всю бродили, вот весь день и проспал. Андрей поднялся, потянулся, вышел на улицу, отер лицо снегом, вернулся назад:
– Ну что, идем?
– В вороньей слободе встречаемся, – напомнил рыбак и закинул бердыш за спину. – Пошли.