— Успел раньше нас, — сказал Сатаров, — все концы обрубает.
В комнате царил жуткий беспорядок. На стареньком письменном столе стоял развороченный компьютер, ящики стола выдвинуты до предела, на полу валялись какие-то мятые бумаги, старые поздравительные открытки и квитанции. Шкаф тоже был открыт нараспашку, одежда свалена рядом на полу.
Сатаров осторожно обошел вытянутые ноги трупа и поднял с пола альбом для фотографий. Обычный школьный альбом. Вот на первой странице юный Скамейкин, такой же рыжий и довольно противный. Небось и ржал так же в школе, подумала Надежда и тут же слегка устыдилась, взглянув на покойника.
Дальше в альбоме были учителя, один снимок отсутствовал. И потом, когда пошли групповые фотографии одноклассников, кое-какие снимки тоже были вырваны.
— Вот что он искал, — сказал Сатаров, — и нашел.
— Да, — Надежда внимательно рассматривала страницу, где были фотографии учителей, — но тут нет учителя истории. Что-то такое болтал Скамейкин, что его друг, этот самый Альберт, очень этого учителя уважал, просто хвостом за ним ходил, а тот бредил какими-то темными силами, про ведьм и демонов на уроках рассказывал. За то его завуч уволила, а потом и вовсе он в психушку попал.
— Думаете, есть связь? — Сатаров верно ухватил ее мысль.
— Возможно… — Надежда отложила альбом и нагнулась над разоренными ящиками письменного стола.
Вынула самый верхний ящик и пошарила сзади. Ей показалось, что под рукой что-то шуршит. Тогда она вынула следующий, средний ящик и вытащила завалившуюся за него старую открытку. На ней был нарисован зайчик с морковкой и портфелем и написано неразборчивыми каракулями: «Дорогого Митеньку поздравляю с началом учебного года! Баба Таня».
Видно было, что открытку писала рука, непривычная к шариковой ручке или к карандашу.
— Ладно, — сказал Сатаров, — я снова в полицию звоню, потому что теперь труп Скамейкина — не моя забота. А вы, если не хотите туда на заметку попасть, идите к машине и ждите.
— Сейчас! — пропыхтела Надежда, стараясь вытащить третий, последний ящик.
Что-то там попало в паз, и ящик застрял.
— Молодой человек, будьте любезны! — позвала она шустрого парня, который наблюдал за ней с легкой усмешкой.
Тот хмыкнул и дернул ящик, который вывалился у него из рук и ударил Надежду по ноге. Но она ничего не сказала, а залезла в пустую тумбу письменного стола чуть ли не с головой.
И внизу нашла смятую фотографию. Обычный, явно любительский снимок, не очень хорошего качества. У открытого окна стояли трое — нестарый еще, но очень худой, изможденный просто, как после тяжелой болезни, мужчина с залысинами на высоком лбу и запавшими глазами, мальчик лет шестнадцати и девочка. Те вроде смотрели серьезно, строго даже, а девочка улыбалась — робко и как-то растерянно. Она была бы даже симпатичной, если бы не это выражение боязливой растерянности и совершенное отсутствие косметики. Белесые бровки, такие же ресницы, волосы легкие, как пух.
Парень Надежде не понравился — очень светлые глаза, узкие губы плотно сжаты, а в мужчине было что-то средневеково-фанатичное, наверное, с таким видом шел на костер Джордано Бруно.
На обороте фотографии была надпись: «В гостях у Александра Евгеньевича. Вика Казанцева и Альберт Финогенов».
— Вот он какой, Альберт Финогенов, — сказал Сатаров, заглянувший через плечо Надежды.
— Точно, Скамейкин учителя истории Евгеньичем называл. Александр Евгеньевич значит. Фамилии только нет.
— Выясним! — Сатаров нажимал кнопки на своем замечательном телефоне, потом вышел в прихожую, когда ему ответили. Надежда рассматривала фотографию. В окне, за спинами позирующих, виднелся силуэт какой-то церкви. Хотя нет, это целое здание. Большое здание с несколькими куполами. Надежда вглядывалась до боли в глазах и наконец сообразила:
— Да это же Иоанновский монастырь! Ну да, монастырское подворье на набережной реки Карповки!
— Я выяснил в школе, — сказал Сатаров, — был у них такой учитель Реутов Александр Евгеньевич, преподавал историю. Завуч и правда была им недовольна, потому что не по программе он уроки проводил, из РОНО приходили, выговор ей сделали. Финогенов учился у них, дружил с учителем этим, еще девочка эта, Вика. Общались они и после того, как школу закончили, домой к учителю ходили. А потом Вика эта пропала. Ушла утром из дома на занятия и не вернулась.
— Еще и Вика! — ахнула Надежда.
— Так и не нашли, до сих пор в розыске числится. И вроде бы подозревали учителя этого, но доказать ничего не смогли. Тут завуч и подсуетилась, воспользовалась случаем и уволила его из школы. А потом уж он в больницу попал. Да так там и находится. А Финогенова вроде тоже допрашивали насчет Вики, но ничего не доказали. А потом он куда-то уехал, пропал, в общем.
— А теперь вот появился…
— Что ж, едем сейчас туда, на Карповку. Дом напротив монастыря, поищем там.
На ходу Надежда набрала номер квартиры Лизы. Никто не взял трубку. Наверное, девочка у соседки. Ругая себя за то, что не сообразила взять у девчонки номер мобильника, она поспешила за Сатаровым.