Зеркало войны (СИ)

Вверх по течению грести труднее, а вниз по течению сложно остановиться. На плотах увидели лодку, заметались, попробовали затормозить - получилось плохо, но шесты в дно смогли воткнуть даже бабы, навалились втроем-вчетвером, удержались.

И ждали.

Никогда так на Армана не смотрели.

С надеждой, со слезами счастья, с... и выражения-то такого нет. Он для этих людей на долю секунды стал символом свободы и безопасности.

Добрались?

Правда же, добрались? Все страшное позади,   все уже прошло?  Они среди своих?

- Кто такие? - Арман не поднимался пока на плот, пришвартовался рядом.

- Аллодия. Гвардия короля, - коротко ответил один из лежащих мужчин.

- Да? - не поверил Арман. - И что ж тут делают гвардейцы?

Недоумение было вполне оправданным. Одно дело слышать про некоего Торнейского с гвардией, а другое - столкнуться нос к носу. Вот и не признал.

- Мы из отряда маркиза Торнейского. Нам надо к Симону Равельскому.

Не был бы гвардеец так измотан, никогда не стал бы пререкаться и объяснять. Отдал бы приказание, да и все. Но несколько дней путешествия на плоту измучили мужчину.

Раны, воспаление, лихорадка, скудная пища, сырость от воды... куда уж тут ругаться - не помереть бы. И гвардеец был не одинок в своих мучениях.

Арман кивнул на берег.

- А раз так, господа хорошие, причаливайте. Сами понимаете, военное положение, эвон мой товарищ сигналку поджег, сейчас сюда народу набежит. И помогут, и доставят. Вы ж сопротивляться не будете?

Конечно, не будут! Наоборот!

Люди со слезами счастья на глазах налегли на шесты, направляя плоты к берегу.

Добрались!

Свои! Наконец-то свои!!!

***

Когда выяснилось, что это не происки степняков, Арман перевел дух. Хотел, было, расспросить людей, но куда уж там!

Приплывших со всем уважением устраивали в телегах. Суетился рядом лекарь, причитая над ранами и перевязками...

Командир хлопнул Армана по плечу.

- Молодец!

- Рад стараться, - вытянулся Арман.

- Я тебя отмечу, - кивнул десятник.

Арман кивнул.

- Благодарю, господин!

- У тебя еще сколько в дозоре?

- Часа два осталось.

- Я скажу, чтобы вас поменяли. Три дня отдыха.

- Благодарю, господин.

Хоть и невелико начальство, а что-то и десятник сможет сделать. А отдых - это хорошо. Выспаться можно, поесть, может, даже в город наведаться, к услужливым девкам. Они хоть и задрали цену на свои услуги, но пара монет у Армана уже по карманам звенела. И Симон не скупился, и подзаработать чуток удалось...

Скорее бы эта проклятая война кончалась...

***

Когда в кабинет градоправителя влетел Ханс Римс, Симон чуть вином не подавился.

Секретарь у него никогда себе ничего подобного не позволял. Даже когда к Симону явилась жена, и застала его, огуливающим любовницу прямо на рабочем месте, Ханс выглядел безукоризненно. И баб разнял, и начальство потом лечил от царапин.

А тут!

Волосы дыбом, глаза горят...

- Ханс?

- Господин! По реке пришли плоты, на них часть людей Торнейского! Голубь прилетел с заставы, там гвардейцы, там Сашан Риваль...

Симон подскочил на полметра вверх. Вино окончательно разлилось, придавая градоправителю вид записного пьяницы, да и плевать на него!

- Где?!

- На заставе с плотами.

- А люди где?

- Их везут сюда.

Симон посмотрел дикими глазами.

- Думаешь, Торнейский погиб?

- Да, непохоже. О таком и сказали бы, и написали. Простите, господин...

Симон махнул рукой на все титулы. Ханс приходил в себя, а вот Симон, наоборот.

- К воротам!

Ханс понимал господина. Сам бы на месте не усидел. И не усидит! Господин сказал - к воротам? Значит, Ханс должен сопровождать господина. Обязательно!

***

К воротам идти пришлось пешком, даже градоправителю. Ни на лошади, ни в карете, ни на телеге по городу было не проехать. Кое-как справлялись с перевозкой грузов ослики и мулы. Ну и люди таскали. Равель укреплялся для обороны, степняки - всадники, значит, надо лишить их этого преимущества. И строились посреди улиц баррикады, делались завалы, разбирались мостовые.

Шервуль с ними, с ямами, живы будем - починим, помрем - все степнякам проблем больше.

Обоз с раненными Симон встретил у стен города. И тут же увидел Сашана Риваля.

Родная жена бы сотника не признала, всего в бинтах, с перевязанным лицом - рассекли в последней схватке, а вот жаждущий новостей градоправитель - признал. И ждать не собирался.

- Сашан Риваль!

- Ваше сиятельство, - попробовал дернуться сотник.

Ага, дали ему злые лекари! Тут же вцепился не хуже клеща, запричитал, умоляя лежать. Сашан бы сопротивлялся, но благородный граф, словно последний сопляк, уже лез к нему на телегу.

- Молчать! Лежать! Рассказывать!

Противоречия никого из них не смутили. И Сашан принялся за повествование. Симон слушал, и волосы у него дыбом вставали. И не только у него, еще и у лекаря, у солдат, у всех, кто слышал. А прислушивались даже лошади, что уж о людях говорить.

Рид ведь ничего не писал толком, обошелся парой строчек, и понятно. Голубь, чай, не почтовый орел, книгу на себе не унесет. А тут-то все в красках, все в лицах...

Ай да Торнейский, ай да сукин сын!

Других слов у Симона просто не было!

Это ж надо додуматься и сделать!