Зеркало времени

Леди Тансор еще раз пробежала взглядом письмо и снова устремила на меня огромные темные глаза.

— Вы слишком молоды, и это только второе ваше место, — произнесла она.

У меня похолодело сердце, ибо мне было решительно необходимо устроиться в услужение к баронессе.

— Сегодня я беседовала с двумя или тремя весьма опытными и компетентными особами, — продолжала она, — представившими отличные рекомендации и вполне способными справиться с обязанностями горничной.

Она немного подумала и опять внимательно вгляделась в письмо, словно выискивая в нем некий скрытый смысл. Потом, к великому моему облегчению, лицо ее чуть смягчилось.

— Но мисс Гейнсборо аттестует вас наилучшим образом, хотя я не имею чести знать эту даму. В обычных обстоятельствах я бы приняла подобную рекомендацию только от знакомого человека, но в вашем случае, пожалуй, можно сделать исключение. Пожалуй, — задумчиво добавила она, словно разговаривая сама с собой, — я могла бы написать мисс Гейнсборо или… — Она оставила фразу незаконченной, немного помолчала, а потом вдруг вперила в меня строгий взор. — Раз вы росли во Франции, надо полагать, вы превосходно владеете французским?

— Да, миледи. Я свободно говорю на нем.

— Вы интересуетесь политикой?

Я ответила, что стараюсь держаться в курсе политических новостей.

— Тогда скажите, что вы думаете о Турецкой войне, — на французском.

Честно говоря, я ничего толком не знала на сей счет, смутно слышала лишь о начале военных действий. О причинах же или возможных последствиях войны я не имела ни малейшего представления. Тем не менее я ответила по-французски, что считаю ситуацию опасной и что любая война является прискорбным событием, которого следует по возможности избегать.

Миледи сухо усмехнулась, но промолчала. Затем она спросила:

— Что вы читаете?

Здесь я стояла на твердой почве, ибо с малых лет глотала книги одну за другой и мадам постоянно разжигала мою страсть к чтению. Мой учитель, мистер Торнхау, живший в мансарде у мадам (о нем я расскажу подробнее впоследствии), тоже развивал во мне вкус к литературе. Я немного занималась латынью и греческим, но быстро забыла оба языка, в свое время с мучительным трудом худо-бедно освоенных, а потому не имела возможности серьезно изучать античных авторов.

Я страстно увлекалась современной художественной литературой, французской и английской: поэзией и прежде всего романами.

— Я очень люблю Стендаля, — ответила я на вопрос леди Тансор с невольной горячностью, какую всегда проявляла в разговоре о любимых книгах. — И Вольтера.

— Вольтера! — Леди Тансор издала изумленный смешок. — Похвально. Что еще?

— Еще я обожаю месье Бальзака и Жорж Санд. Ах да, и мистера Диккенса, мистера Коллинза, мисс Брэддон…

Баронесса подняла ладонь, останавливая меня.

— Похоже, литературный вкус у вас довольно беспорядочный и невоспитанный, дитя мое, — промолвила она. — Но вероятно, это простительно для столь юной особы. К тому же вкус легко исправить. — Затем она спросила: — Ну а поэзия? Вы читаете поэзию?

— О да, миледи. Из французов я люблю Ламартина, де Виньи и Леконта де Лиля. Мои любимые английские поэты — Байрон, Китс, Шелли и мистер Теннисон.

— Знакомы ли вы с сочинениями мистера Феба Даунта?

В голосе баронессы явственно послышались значительные нотки, словно у нее имелись особые причины задать такой вопрос — впрочем, они и вправду имелись. Мистер Даунт был ее женихом, жестоко убитым за месяц до свадьбы своим старым школьным другом, с давних пор питавшим злобу против него. Я ожидала этого вопроса, поскольку мадам поведала мне историю про убиенного жениха леди Тансор и сказала, что она по сей день чтит память о нем, с неослабевающей любовью. Мадам также дала мне несколько поэтических сборников мистера Даунта, которые я прилежно проштудировала, без всякого удовольствия.

— Да, миледи, — отвечала я, глядя прямо в немигающие глаза баронессы.

— Какого вы мнения о нем?

Ответ у меня был заготовлен заранее.

— Я считаю мистера Даунта поэтом незаурядного и своеобразного дарования, достойным наследником великих эпических поэтов прошлого.

Я произнесла эти слова со всей пылкой убежденностью, какую только сумела изобразить, и умолкла, тревожно гадая, заметила ли леди Тансор фальшь в моем голосе или выражении лица. Но она ничего не сказала, лишь вздохнула и вялым жестом отложила рекомендательное письмо в сторону.

— Пожалуй, у меня нет желания продолжать собеседование, — после непродолжительного раздумья проговорила баронесса. — Лицо у вас не только необычное, а еще и честное, и мне кажется, вы все схватываете налету. Моя последняя горничная была безнадежно глупа и вдобавок ко всему оказалась… впрочем, кем она оказалась, сейчас не важно. Вы же, я вижу, далеко не глупы — на самом деле вы необычайно образованны для особы, пришедшей наниматься на место горничной. Несомненно, у вас есть свои причины для такого выбора, но в данный момент они меня не интересуют. Посему я решила: я беру вас. Вы удивлены?