Зеркало загадок

Называют меня ухарь,
в драке я не уступлю,
потому что не терплю
пения клинка над ухом.
Я из пампы, волен духом
и свободой наделен
с той поры, как вышел вон
из мамашиного пуза.
Никому я не обуза,
только воля мне закон.

На ноже моем узоры,

надпись украшает сталь:
«Если в ножнах я привстал,
кто-нибудь согнется скоро».
Только этому сеньору
доверяю жизнь свою.
С ним я лих в любом бою,
с ним я лев, гляжу надменно,
сердце бьется ровно, мерно,
волю страхам не даю.

Лассо я крутить мастак,

есть и удаль, и сноровка,
с болас управляюсь ловко,
кто еще сумеет так?
И копье, скажу без врак,
я кидаю всем на диво.
Меж людей хожу спесиво,
отвечаю резко, грубо,
только сабля мне не люба:
насмерть рубит, некрасиво.

Вот другие примеры, на сей раз с точными или выборочными соответствиями. Луссич пишет:

Были кони, домик был,
ранчо, овцы для достатка…
я держал удачу хватко,
а теперь и след простыл!

Дом стоял – пожары взяли,

был загон – и тот исчез,
рухнул старенький навес…
Так мне люди рассказали.

Все проглочено войной,

от былого лишь руины
отыщу, когда с чужбины
возвернусь я в край родной.

Эрнандес напишет:

Жили мы с женой в достатке:
дом был, утварь и стада.
Как птенцы в тепле гнезда,
мирно подрастали дети…
Нынче я один на свете —
все исчезло без следа[4]

.

Луссич напишет:

Сбрую я собрал толково:
удила – к кольцу колечко
и нарядная уздечка
перевитая готова;
из коровьей кожи новый
потник толстый я припас,
и попонка – в самый раз;
сбруя хоть не для походов,
на коня не жаль расходов,
не свожу с красавца глаз.

Раскошелился немало,

я не скряга – это точно,
шерстяное выбрал пончо,
чтоб лодыжки прикрывало,
а чтоб тело отдыхало —
огроменную подушку;
я мечтал, что заварушку
пережду в тепле и холе,
сберегу от грозной доли
каждый гвоздь и безделушку.

Шпоры звонкие достал,

бич с клеймом на рукоятке,
путы, болас, а для схватки —
лучший дорогой кинжал.
В шитый пояс запихал
десять песо полновесных:
с грузом этих денег честных
буду принят как игрок,
карты – тоже мой конек,
обскачу умельцев местных.

Стремена и пряжки прочны,

бляхи на ремнях – как пламя,
луки вышиты гербами
славной армии Восточной.
Не видал, скажу вам точно,
краше и нарядней сбруи!
Ни словечком не совру я —
конь был чудо как хорош.
Эти мысли мне как нож,
прочь гоню тоску пустую.

Ярче солнца жеребец,

легче света, крепок, ловок,
и для ихних потасовок
был он слишком молодец!
Жаром пышет удалец,
а подковы, что на нем,
отливают серебром,
как луна над горным кряжем.
Был я счастлив, прямо скажем:
я гордился тем конем.

Эрнандес напишет: