Сатс присел и надолго замолчал. Заяц уселся рядом и положил свою голову ему на колени. В Сатсе поселились разочарование и большие сомнения в успехе путешествия. Он пытался думать, что делать дальше, но нахлынувшие чувства мешали ему сосредоточится. Они смешались в одно целое и забурлили, как лава… Почему-то всплыл образ огненной кружки, превратившейся в чашу.
— Инга, — обратился к ней Сатс, — Ялмез сказал, что чаша тебя заливает. Это как?
— С этой стороны колодца чаша пылает огнём, а с моей стороны льётся ледяной водой, — ответила Инга.
— И что, сильно заливает?
— Ещё бы! Из чаши льётся леденящая скорбь. Как хлынет по всем туннелям, аж огонь в пар превращается.
— Жуть. И как колодец не взрывается?
— А в этой мерности давление изменяет плотность, — ответил Ялмез. — Внутренности колодца расширяются.
— Странно, конечно. А что там в колодце? — Сатс повернулся к Инге.
— Множество проходов, заполненных лавой. Так много, что я сама не все знаю.
— И на гору Вогобдус тоже есть проход?
— Пока в тебе нет решимости. Ты не войдёшь, даже если появится дверь, — занудно повторила Инга.
— Сожги свои надежды, пацан, и готовься к перерождению, — печально подытожил Ялмез.
Они отошли в сторону, а Сатс остался печально сидеть у колодца. Заяц обнял его со спины.
— Напетс, ну как же так? Неужели Ялок меня обманул и направил в ложном направлении? Не верю! Дай карту!
Заяц достал из корзины карту и протянул её Сатсу. На карте всё также был нарисован колодец и чаша. Сатс встал на ноги. Отдал карту зайцу. Нашёл брошенную чашу. Взял её в руки и повертел. Подошёл к Инге с Ялмезом.
— А что это за чаша? — спросил он.
— Это не чаша, — ответил Ялмез, — это головная боль!
Инга недовольно посмотрела на него.
— Этот символ здесь очень давно. И каждый раз, когда Ялмез пытается его сломать, символ меняет своё обличье. Сейчас это чаша. Когда мы сюда пришли, тут был опалённый лес, пустой колодец и ведро. Ялмез поселился наверху, а я заняла место в лабиринтах колодца. Когда появился первый путник, он захотел испить из колодца… — Инга многозначительно замолчала.
— И? — спросил нетерпеливый заяц.
— Да он просто сгорел, а душа увязла в ведре, — ответил Ялмез. — С тех пор тот, кто пытается испить из него, либо лес жжёт, либо Ингу шпарит.
— А душа? — спросил Заяц.
— А душа в чаше застревает. Можешь взять и послушать.
Ялмез указал на чашу. Сатс прислонил чашу к уху. Подержал. Дал зайцу послушать.
— Так там тихо, — удивлённо сказал Заяц.
— Утомились страдать. Дай сюда!
Ялмез схватил протянутую чашу, потряс её и послушал.
— Совсем устали, — сказал он, — Инга, подлей огня, пусть песни попоют!
Инга изрыгнула в чашу синюю искру. В ней заполыхал холодный огонь. Вокруг потемнело. Ялмез передал чашу Сатсу. Послышался вой волка, к нему прибавился свист ветра во льдах. Повеяло холодом, и послышался женский протяжный голос. С неба стал падать снег. В заунывный голос втекли новые голоса. Женские и мужские. Все вместе они переплелись в одну единую глубокую скорбь. Скорбь, в которой не было уже ни боли, ни печали. Их место заняли сожаление и раскаяние…
— Долго им ещё? — спросил Сатс, не отрывая глаз от синего пламени.
— Пока кто-то не возьмёт на себя их участь, — тихо ответил Ялмез.
— Это как? — спросил Заяц.
— Неизвестно. При нас этого ещё никто не делал.
Все молча уставились на пламя. Сатс слушал заунывную песнь и думал. «Раз дорога не появляется, значит, дело проигрышное. Не попаду на гору — Жнец заберёт. Попаду: Жнецу отдадут, в лягушку превратят или ещё чего придумают. Кто знает этих судей… Вот такой вот бесславный конец». В печали у Сатса родилась нездоровая идея.
— Возможно, это единственный выход сделать что-то полезное, — отрешённо сказал он.
Он встал. Поднял чашу и влил в себя синее пламя. Горло обожгло острой болью, но Сатс продолжал глотать огонь. Песнь переросла в звон, который всё усиливался. Из синего огонь превратился в красный. Сатс вспыхнул факелом. Заяц с криком «Стой» бросился к нему. Раздался хлопок. В одно мгновение Сатса с зайцем втянуло в колодец. Огонь в чаше резко превратился в воду. Горящий Сатс зашипел как паровоз. Лава в колодце зашипела в ответ. Они упали на дно. Сатс перевернул чашу, и они полетели по одному из туннелей. Время от времени из чаши вырывался выдох очередной Души, и струя многократно усиливалась. Когда закончился последний выдох и его эхо растворилось в тишине туннеля, вода в чаше закончилась, и они остановились. Лавовый колодец остался где-то позади. Но несмотря на это, в туннеле было ясно как днём. Впереди было просторно и сухо. Сатс снял корзинку и открыл её. Под крышкой оказался заяц, который растёкся по дну и, кажется, даже сросся с ним.
— Нууу, Напетс, ты даёшь, — сказал Сатс, — Когда ты успел сюда забраться!
Заяц отскочил как пробка.
— Я сам не знаю. Всё произошло само собой! Я герой! — торжественно сказал он и ударил себя в грудь.
— Раз ты такой герой, пойдёшь пешком! — подхватил его настроение Сатс.
— Запросто! — подпрыгнул заяц.
— И понесёшь корзину!