Зеркальщик

— Что… ты… хочешь… мне… сказать? — спросила Симонетта, продолжая двигаться.

Я задыхался.

— Может быть, ты хочешь сказать, что любишь меня?

— Да-а-а…

— Так скажи же это! Черт побери, я хочу это услышать! — Внезапно женщина остановилась, да так и замерла надо мной, расставив ноги.

Я хотел воззвать к ней, умолять ее не останавливаться, но потом приглушенно выдавил из себя слова, давшиеся мне с таким трудом:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя, Симонетта!

С ловкостью кошки Симонетта снова опустилась на меня. И на этот раз мое тело ответило ей, подчинило ее своему ритму, и я входил в нее раз за разом. Ночь была темная, не видно было даже теней, но в моей голове сверкали вспышки света, все чаще и чаще, и в свете этих вспышек я видел ее тело во всей его красе, и никакая деталь не оставалась от меня скрытой.

Совсем потеряв голову от счастья и страсти, я стремился навстречу желанному женскому телу, до тех пор пока мое желание не иссякло и я, вскрикнув, не замер.

* * *

Нерешительно открыв глаза, зеркальщик ужаснулся. Темная ночь уступила место рассветным сумеркам, и гости императора, высокомерно пошучивая, прогуливались по парку. Они ждали представления особого рода, особенно популярного у византийцев, — соколиную охоту. Арабские сокольничьи путешествовали по миру со своими дрессированными хищными птицами. Всюду, где они появлялись, к ним валом валила публика, чтобы своими глазами увидеть, как ученые соколы, словно направляемые незримой рукой, выписывают в небе заранее указанные фигуры или внезапно камнем падают на землю, чтобы одним ударом клюва убить зайца или козленка.

Михель и Симонетта поспешно привели в порядок одежду. Когда они, надев свои маски, вынырнули из густой листвы, к ним подошел Джакопо, брат Симонетты. Он обрушился на женщину с упреками, утверждая, что искал ее полночи.

Симонетта любила своего брата. По ее поведению Михель понял, что она его еще и побаивалась. Поэтому зеркальщик взял инициативу на себя и ответил, что Симонетта уже достаточно взрослая, чтобы гулять ночью без него.

Столь наглого ответа Джакопо не ожидал, но еще больше его удивило поведение Симонетты, которая взяла Мельцера под руку и кивнула. Джакопо разозлился, подошел к сестре вплотную и хотел увести ее силой.

Симонетта начала сопротивляться. Мельцер стал между ними, отпихнув Джакопо в сторону Началась небольшая потасовка. С обеих сторон слышались нелицеприятные высказывания. Наконец Джакопо сбил шляпу с пером с головы зеркальщика, поднял ее, повернулся и убежал вместе с головным убором.

— Ему будет трудно привыкнуть к тебе, — сказала Симонетта, когда брат ее скрылся за деревьями парка.

Мельцер пожал плечами:

— Ему придется привыкнуть к тому, что его сестра не будет с ним всю жизнь.

Симонетта крепко прижалась к Мельцеру.

— Одна мысль о том, что приходится ссориться с братом, пугает меня. Мы всегда были одним целым.

— Но ты ведь не можешь провести с братом всю оставшуюся жизнь. Он тоже однажды обнаружит в себе склонность к противоположному полу, и тогда ты окажешься в той же ситуации, что и он сейчас.

Симонетта смущенно отвернулась.

— Для моего брата женщины не имеют значения, по крайней мере до сих пор ему нравились только хорошенькие мальчики. Думаю, я нужна ему больше, чем он мне. Хоть он и старше меня, но я всегда была для него вроде матери — если ты понимаешь, о чем я.

— Я очень хорошо тебя понимаю, — ответил Мельцер, — твоему брату будет трудно смириться с мыслью, что его сестра принадлежит другому. Ты ведь моя или нет?

Симонетта рассмеялась.

— Если ты хочешь, я буду принадлежать тебе. Но ты не должен торопить Джакопо. Для него все произошло слишком быстро. Дай ему время, и все будет хорошо.

Сердце Мельцера переполнилось нежностью, он протянул руку своей подруге, и они смешались с толпой гостей. Она действительно любит меня, подумал Мельцер. А что касается ее брата, то мне наверняка еще удастся завоевать его расположение. Любовь всегда сумеет проложить себе дорогу.